Фебус. Ловец человеков - Дмитрий Старицкий

А вот дон Саншо отсутствовал.

Зато в уголке скромно сидели, стараясь не отсвечивать, оба местных пажа, приставленных ко мне благородным идальго для услуг и соглядатайства. Непорядок, однако. Их сюда подглядывать послали, а они подслушивают.

Ввалился я в собственную приемную насквозь мокрый. Поприветствовав целиком всю гоп-компанию разноплеменных аристократов, сказал, что я сначала переоденусь в сухое, а все остальное — потом. И захватив с собой Филиппа, ушел внутрь покоев.

В дверях обернулся к Микалу, который не раздумывая рванул за Филиппом помогать мне переодеваться, и приказал ему переодеть в сухое Марка. Марка Баклажана. Да… вот так я его и пропишу в документах. Куаси-Ба — это слишком гламурно для такого брутального мужика.

— И вообще позаботься о негре, языку заодно его поучишь. Я это приказывал? Приказывал. Исполнять!

Микал огорчился, но обиженку грызть не стал. Схватил Марка за могучую длань и куда-то потащил.

Кто, казалось мне, был искренне рад меня видеть и кому я не обломал никакого кайфа, так это Ленка, которая в спальне сразу клушей закудахтала надо мной, запричитала, отчитывая меня как маленького за легкомыслие, которое могло привести к возможности серьезно заболеть от таких прогулок под дождем. Одновременно она стаскивала с меня мокрую одежду. Настолько мокрую, что хоть выжимай. Даже исподнее. Не забывала она при этом поцеловать каждую обнажившуюся часть моего тела. С чувством. Соскучилась девонька.

Покрасневший как помидор Филипп выскочил за дверь и через пару минут, предупредительно постучав, ввалился обратно с большим серебряным стаканом, из которого шел пряный пар от горячего вина. И трехрогим подсвечником в другой руке. Уже зажженным.

Глинтвейн был, конечно, недоделанный, но уж какой есть. Главное — горячий.

Выйдя через три четверти часа в приемную, я извинился перед Базанами за то, что сегодня не смогу их принять, так как в первую очередь буду разбираться с теми, кто поступает ко мне на службу. Проблемы и потребности тех, кто отправляется домой, решу после них. Скорее всего — завтра, как вернусь с верфи.

И когда кастильские графья с поклонами удалились, вызвал к себе Бхутто.

В кабинете я предложил ему сесть, чем страшно удивил негоцианта, не поверившего своим ушам.

— Пока вы не уехали домой, я хочу предложить вам временную службу у меня писцом и толмачом. Вы согласны? — спросил я его в лоб, без политесов.

— Не только согласен — я счастлив, ваше величество. — Купец попробовал поцеловать мою руку, но ширина стола не позволила. Так и остался он, обескураженный, стоять в соскрюченной позе над столом. Мне как-то самому стало неловко видеть человека в таком жалком положении.

— Сядь, — приказал я ему, — и отвечай по существу. Экстратно. Не люблю я лишних славословий. Сам знаю, что я умный и красивый. И добрый. Нет нужды мне об этом напоминать. Я тебя слушаю. Что есть такого, чего ты мне не рассказал на галере?

— Сир, я не могу вернуться домой, потому что там меня скормят крокодилам. И я сам рад даже буду, что не живьем.

— Что так?

— Сир, две трети средств, потраченных на оливковое масло, я занял у парасхитов. А отдавать мне нечем. А так я сгинул и сгинул вместе с кораблем, так на то и морская коммерция — изначально вещь рисковая, хоть и прибыльная. Семью в таком случае они трогать не будут. А вот если я вернусь без товара и денег, то они моих детей точно продадут в рабство, чтобы вернуть, хоть частью, вложенные в меня средства. Так что я весь ваш, сир. Что скажете, то и буду делать.

— Тогда в первую очередь ты заботишься о моих бумагах и моих письменных принадлежностях. Кстати, ты умеешь красиво писать?

— Я каллиграф, сир, нас всех этому учат с детства.

Очень хорошо, почему-то и заранее я в этом не сомневался ни разу. Может, потому, что кучу книг прочел с фотками египетских папирусов.

— Стол, кров и жалованье…

Но копт меня невежливо перебил:

— Я согласен на любые ваши условия, сир.

— Тогда иди туда в угол за конторку, где будешь писать все, что я тебе прикажу. Теперь это твое место в моем кабинете. Спать будешь здесь же. Клятву на верность дашь завтра.

И подтолкнул его словом к действию:

— Вот надень это на шею в знак своей должности, — я выставил перед ним на стол купленную на нантском рынке нашейную чернильницу, — заодно позови сейчас сюда ко мне амхарцев. Время пошло!

С чернильницей это у меня ловко получилось — вон как ему это понравилось… Раздулся как жаба от важности, морда зеленая. Точнее, даже не зеленая, а темно-оливковая.

С рыцарями первого в мире духовно-рыцарского ордена удалось договориться относительно быстро. Вернуться они не могли, так как все пути домой им перекрыты ненавидящими их мусульманами. А до того момента как Васька Дагамов откроет для европейцев эритрейский берег, еще две пятилетки пройдет. Пойти на службу ко мне они не могли, так как уже были божьими рыцарями, давшими обеты.

Немного подумав, я предложил им выход из тупиковой ситуации: стать «длинным посольством» их ордена при ордене Горностая, конкретно при мне, как командоре провинции Пиренеи. Конкретная их функция — охрана моей персоны, но не как короля, а как командора ордена. При этом они имеют право экстерриториальности и подчинены только суду ордена Горностая.

Немного посовещавшись при мне на своем языке, они согласились с моим предложением. В принципе я в этом даже не сомневался по большому счету. А по маленькому… немного боялся, что они свалят в Кастилию громить Гранадский халифат. Мстить ненавистным агарянам. Но чувство благодарности к своему спасителю у них оказалось сильнее мести.

По выучке и опыту они могли служить жандармами, но предпочитают быть латной конницей средней тяжести, чтобы не терять мобильности. К тому же, посмотрев сегодня в замке на наши рыцарские лэнсы, они не одобрили их. Копья для них должны быть короче и легче. Желательно с длинным широким наконечником, чтобы им можно было не только колоть, но еще и рубить и метать. Примерно как те, что они держали в руках на галере, только длиннее.

Однако божьи рыцари твердо поставили условие, что их не будут принуждать нарушать монашеские обеты, в том числе обет целомудрия. И позволят носить одежду цветов своего ордена с его эмблемой. Также не обременять их землей, а платить умеренное жалованье, чтобы его хватило на содержание боевого коня и достойного оружия. Бытовые потребности у них небольшие.

Гырма Кассайя при этом сослался на высший авторитет:

— Иисус сказал: «Не заботься о завтрашнем дне: завтрашний день сам будет заботиться о себе; довольно для каждого дня своей заботы». Все равно те лишние деньги, которые нам дадут за службу, мы раздадим нищим.

Я в свою очередь обязал их учить васконский язык. Не все тут хорошо знают латынь. Тем более что на ней говорит только Гырма.