Азартные игры высшего порядка - Мария Симонова

Смягчившись мольбами старца, его затравленным взглядом, полным тоски и жалко оттопыренной верхней губой, они оставили все, как есть. Профессор моментально воспрял, торжественно поднял над головой канделябр и, распахнув дверь, ступил в гараж. Помещение за дверью не было погружено во мрак, поскольку все стены, пол и потолок в нем были усыпаны большими человечьими глазами, плавающими, как любопытные рыбы. Рыбы были разные: карие, изумрудные, васильковые, нежные, строгие и трагические, полные глубины и бессмысленные, с потрясающей красоты радужками со светящимися прожилками, и ко всему еще изредка помаргивающие. В центре разноглазия не сразу был заметен флаер, ступая промежду медленно плывущих глаз, Ларри подошел к нему первым. Это оказался «Додж-Флай» — большой, пятидверный, с вышедшим из моды округлым корпусом, модель старенькая, но надежная. Ларри облокотился о корпус, скептически оглядел стены и поинтересовался:

— Если ты так не любишь свет, почему до сих пор не выключил эту глазунью?

Как оказалось, профессор просто не может этого выключить, а виной всему его внук — оболтус восемнадцати лет, безвременно погибший полгода назад в автокатастрофе. После всемирного катаклизма внук, на радость родителей, восстал из гроба и явился в фамильное гнездо, но не один, а, ко всеобщему замешательству, в компании прадедушки и прабабушки. Старички имели вид поистине устрашающий, но оказались существами спокойными и необременительными, только и делали, что валялись все ночи напролет в гостиной на диване, пялясь в телевизор и дегустируя разные сорта искусственной крови. Внук же, получив в подарок от катаклизма вторую жизнь, принялся за старое: лоботрясничал целыми днями, приводил в дом компании и устраивал вечеринки, больше похожие на шабаши, потому что пили они теперь вместо виски адреналиновую кровь, настоянную прабабкой на мухоморах, которые они с прадедом приносили с кладбища, куда по старой памяти частенько отправлялись под утро спать, как они выражались — в целительный воздух склепа. Так вот, именно внук вскоре после своего возвращения переоборудовал подвальный гараж под склеп с привидениями, где и проводил увеселительные мероприятия, а из верхнего гаража устроил, по выражению Ларри, «глазунью». Внук собирался уже было заняться дизайном остального дома, когда профессор, и без того доведенный его выкрутасами до ручки, сбагрил его в город под крылышко родителей вместе с обоими предками под предлогом того, что там куда больше развлечений и для молодежи, и для вампиров старшего поколения. После их отъезда профессор получил наконец возможность отключить в доме электроэнергию, однако ни глаза в верхнем гараже, ни привидений в нижнем ликвидировать не смог, поскольку хитрый потомок снабдил оба помещения независимыми источниками питания и спрятал их так, что дед до сих пор не может найти.

Профессор, оказавшийся занимательным рассказчиком, соскучился по слушателям и, наверное, мог бы еще долго распространяться о наболевшем, если бы не внезапное происшествие: пока он говорил, а Ларри внимательно слушал, в надежде извлечь из рассказа полезную для себя информацию, Крис исследовал флаер, обходя его и дергая дверцы. Одна из задних дверец поддалась, он сунулся в нее по пояс, оглядел салон, а потом и вовсе залез внутрь, на заднее сиденье, умудрившись втащить с собой зачем-то и свою слегу — наверное, с целью дотянуться ею до панели управления. Дверца за ним захлопнулась. Какое-то время Крис копошился внутри, потом вдруг начал стучать в стекло, что-то приглушенно крича — как выяснилось, он захлопнулся и не мог выйти.

Ларри коротко и очень эмоционально объяснил ему снаружи, что надо сделать, чтобы отпереть в машине двери, но оказалось, что Крис, прежде чем начал стучать, проделал это несколько раз. Ларри обратился за помощью к профессору: он-то наверняка должен был знать, как отпираются в его машине двери, но тот только развел руками, пробормотав что-то о внуке и о его штучках. Ларри заподозрил подвох и стал требовать ответа, тыча в тщедушное тело профессора слегой. Тот ощерился и раскипятился, доказывая, что замки в его машине обычные, что с ними до сих пор не было проблем и что сам он понятия не имеет, в чем там дело у этого олуха, умудрившегося запереться вместе со своим трехметровым осиновым колом в его, профессора, собственном флаере. Их препирательства прервал поток лунного света, неожиданно заливший помещение гаража: оказалось, что потолок тем временем бесшумно и как бы самопроизвольно отъехал в сторону. После чего флаер с прилипшим изнутри к стеклу Крисом так же бесшумно и не менее самопроизвольно произвел вертикальный взлет, остановился метрах в двадцати над гаражом, несколько секунд повисел там рядом с луной, а потом сорвался с места и исчез в неизвестном направлении. Ларри с профессором, оторвавшись от созерцания темного неба с одинокой насмешливой луной, молча поглядели друг на друга. После чего профессор, кажется, тоже намылился улететь: раскинув руки наподобие ощипанных крыльев, он подпрыгнул — довольно высоко, надо сказать, для своих лет, — но Ларри поймал его за ногу, притянул вниз и, уронив старичка на пол и приставив к его груди кол, потребовал немедленных объяснений и возвращения Криса. Но старичок только сетовал сквозь бессильно торчащие клыки: где ты, дескать, моя вампирская силушка, истощилась, мол, моя богатырская, на проклятых суррогатах. Между тем Ларри забеспокоился, как там остальные — не попались ли и они тем часом в коварные сети упырей? Довольно бесцеремонно подняв профессора на ноги, он погнал его вниз, где история для вампира завершилась ударом бутылкой по зубам. Теперь, чтобы выяснить правду о похищении Криса, надо было ждать, пока старичок очухается.

— Вернешь его, пожалуй, — проворчал в завершение Ларри. — Отправил его, небось, в свой Дербянск тепленьким, прямиком на ужин к родственничкам.

Маленький Ник, занятый во время рассказа какими-то своими мыслями, вдруг спросил, с интересом поглядывая в угол на профессора:

— А вампиры хорошо горят?

За упыря неожиданно вступилась Чарли:

— А если он ни при чем? А вы его бутылкой по клыкам! Ники, а тебе как не стыдно! Нельзя же так с человеком, не разобравшись!..

Ник обиженно нахохлился. Лобстер развел руками, в одной из которых был зажат вещдок — бутылка: я-то, мол, что? Напали, вот и пришлось обороняться. Ларри вздохнул устало:

— Виноват он или нет, о писателе скорее всего можно забыть. Отправляться за ним в город — значит обеспечить профессорскому семейству обед из четырех блюд и десерта. Надо думать, что делать дальше. Отсиживаться тут смысла нет. Скитаться по здешним огородам и кладбищам — за каким, спрашивается, лешим?..

— А что нам мешает поехать в город? — перебила Чарли. — У вампиров есть одно слабое место…

Договорить она не успела: профессор, лежавший себе до этого мирно в углу, одним махом прямо с пола кинулся на Лобстера, сидевшего к нему всего ближе и к тому же спиной. Лобстер и охнуть не успел, как вампир, схватив его сзади за плечи, запустил ему в шею оба своих клыка, к несчастью, уцелевших после знакомства с бутылкой. Лобстер, завопив от боли и неожиданности, как-то извернулся и треснул старичка-вампира еще раз той же бутылкой, но только по темечку, после чего она наконец разбилась. Оба, нападавший и жертва, рухнули на пол и продолжали еще там возиться, когда к ним подскочил Ларри, а за ним и остальные, и стали их растаскивать, а вернее, отрывать профессора от вожделенной Лобстеровой шеи, что оказалось не так легко, но в конце концов удалось. Орудуя обломком слеги, как палкой, Ларри загнал старичка обратно в угол. Вид профессора был жалок и неприятен до омерзения; куда делся аристократический старец, представший им при знакомстве? С трудом верилось, что он и есть это трясущееся существо, забившееся в самый темный угол — с окровавленным теменем и ртом, перемазанным в крови, мокрое от коньяка, совершенно обезумевшее от вида и вкуса живой крови. Пока Чарли хлопотала над Лобстером, Ларри, белый от гнева, подступился к профессору, с силой уткнув ему в грудь острие слеги. Мальчишка тоже подскочил и стал выглядывать у Ларри из-за спины.