Неприкрытая жестокость - Колин Маккалоу

— Хотела бы я чем-нибудь тебе помочь, — со вздохом ответила она.

— Здесь ничего не поделаешь. Однажды Лиза умрет, и мои проблемы закончатся. У нее развивается почечная недостаточность.

— Ты не думал взять денег в долг? — спросила она. — Я могла бы помочь тебе оплатить счета из лечебницы.

Хэнк взял ее руки в свои, в его глазах заблестели слезы.

— О, Аманда, спасибо. Не надо, но все равно спасибо. Может, я и не в должной степени мужчина, но этого тебе позволить не могу.

— У меня хорошая прибыль и более двух миллионов долларов в активах, — мягко ответила она. — И пусть я не люблю тебя, но испытываю сильную дружескую привязанность. Давай, если хочешь, на время оставим эту тему, но позволь мне опять предложить свою помощь через шесть месяцев. Если у нее прогрессирует почечная недостаточность, то к тому времени ты получишь огромные счета за медицинские услуги. Пожалуйста, не стесняйся попросить меня о помощи, ладно?

В его облике появились едва уловимые перемены. Теперь Хэнк Мюррей выглядел увереннее в себе и бодрее.

— Хорошо, — ответил он и поцеловал ее руку.

Прунелла Балдучи приехала в два часа дня. Она оказалась стройной, очень симпатичной и модно одетой женщиной, которой еще не было тридцати. Кармайна не было дома, чтобы развеять страхи Дездемоны: как кто-то, выглядящий подобным образом, может хорошо зарабатывать на жизнь, налаживая быт в проблемных семьях?

Запинаясь от растерянности, Дездемона повела Прунеллу в ее комнату, находившуюся в башенке с террасой наверху.

— О, как здесь прекрасно! — воскликнула Прунелла. — Вы уверены, что ваша дочь не будет возмущаться тем, что не сможет вернуться домой до Рождества?

— София — новичок-первокурсник в медицинском колледже Парацельса и не хочет акцентировать, что она местная, — пояснила Дездемона.

— И конечно, вовсю приспосабливается к переменам, которые принес колледж. Умная девочка. Кто ее соседка по комнате?

— Чернокожая девочка из Чикаго, которая получает стипендию, поскольку бедна как церковная мышь. Еще один сдерживающий фактор для Софии, так как отчим щедро одаривает ее огромными суммами денег. В этом году в Парацельс-колледж впервые приняли женщин, всего пятнадцать. Наш университет наконец-то согласился на прием в этот колледж женщин?

— Да, конечно. Продолжайте, миссис Дельмонико.

— Зовите меня Дездемона, пожалуйста. Я думаю, София рада, что ее соседкой оказалась Мартина. Они любят одну и ту же музыку: «Битлз», «Роллинг Стоунз», Элвиса и еще много чего — я всего и не помню. Кажется, музыкальные пристрастия их здорово сблизили. Обе хотят стать хирургами, а вы сами знаете, как женщинам трудно добиться этой цели. Подозреваю, мы будем встречать Рождество вместе с Мартиной — ей будет не на что купить билет на самолет в Чикаго.

Дездемона поставила чемодан, который несла, в угол комнаты и улыбнулась.

— Может, кофе, прежде чем я разбужу моих монстров? Сегодня Джулиан в виде исключения согласился вздремнуть. Но должна вас предупредить: когда он проснется, с тишиной можно попрощаться.

В Прунелле Джулиан нашел себе достойного противника. Вполне осознающий свою привлекательность, а также производимый его улыбкой эффект, он, едва проснувшись, тут же направил на Прунеллу все свое обаяние.

— Вот здорово! — воскликнул мальчик. — Мне не придется грести.

— Грести?

— Да, — ответила Дездемона. Она уже забыла про назначенную греблю и потому изумленно и с отчаянием смотрела на сына, который выглядел таким же невинным, как херувимы на полотнах Рафаэля. — Все ясно. Джулиан лег спать, надеясь проспать греблю, — сказала она Прунелле. — Кармайн решил, что для восстановления лучше всего подойдет гребля и купил двухместную байдарку. Я сижу сзади, а дети передо мной в специальной обвязке. Алекс лежит в переноске, а Джулиана я заставляю работать веслами — это хорошо разрабатывает руки и плечи. У меня не хватает сил или энтузиазма, чтобы сделать наши заплывы регулярными, но сегодня утром я сказала Джулиану — будет себя плохо вести, отправимся плавать на байдарке.

— И это означает, что ты, Джулиан, вел себя плохо? — скучающим тоном спросила Прунелла.

— Я всегда веду себя плохо, — мрачно ответил мальчик.

— Тогда ты должна пойти и поплавать, Дездемона. Тебе нужен свежий воздух и физическая нагрузка, — сказала Прунелла.

— Да, мамочка, поплавай, — сладким голосом добавил Джулиан. — А я останусь с Прунеллой.

— Нет, ты пойдешь грести вместе с мамочкой, — твердо возразила Прунелла. — Вместе со мной останется Алекс.

Джулиан с силой топнул своей уже не маленькой ногой:

— Я не хочу идти и не пойду!

— Так не годится, — сказала Прунелла. Схватив Джулиана, она посмотрела на Дездемону, которая уже готова была расплакаться: — Мамочка, ведите нас к лодке. Никто не увильнет от гребли.

Джулиан изо всех сил упирался, но особо не кричал. Испытав облегчение от того, что уловки сына не сработали, Дездемона, доверившись авторитету Прунеллы, пошла по тропинке к сараю, где они держали байдарку. Увидев это, Джулиан решил действовать решительнее и хотел пнуть Прунеллу в голень, но неожиданно для себя с громким шлепком приземлился.

— Вставай, Джулиан, — весело сказала Прунелла. — Ты выглядишь глупо.

— Мамочка, она сделала мне подножку!

— Ты заслужил, — ответила Дездемона, судорожно сглотнув. Ей стало гораздо легче, когда она почувствовала поддержку другого взрослого человека, тем более что этот человек был квалифицированным специалистом по работе со строптивыми детьми. Прунелле удалось задеть гордость Джулиана, его дутое самомнение, которые будут болеть гораздо дольше, чем ушибленная при падении попа.

В рекордно короткий срок Дездемона спустила на воду байдарку, а Джулиан вместо обычного нытья старательно ей помогал — ему не хотелось вновь быть осмеянным незнакомым человеком.

К тому моменту, когда он вечером принял ванну и облачился в пижаму, Джулиан уже понял, что Прунелла не станет сносить его выходки. Она объяснила ему, что мамочка больна, а он нисколько не помогал маме, поэтому до Рождества ему придется делать это вместе с ней, Прунеллой. И, как ни странно, она ему нравилась; у нее были такие жизнерадостные глаза, ради которых хотелось все делать правильно. В глазах мамочки всегда проглядывали грусть и безразличие — почему он сам не увидел, как она больна?

— Еще слишком рано идти в постель, — сказал он, поужинав в шесть часов.

— Почему?

— Я не хочу спать.

— Хорошо! Тогда в кровати ты сможешь потренировать свое воображение. А я послушаю.

— Что послушаешь?

— Твое воображение, глупыш! У каждого есть воображение, и твоим заданием, после того как ляжешь в постель, будет найти его. А когда найдешь, я помогу его тренировать.