Властелин вероятности - Дмитрий Янковский

– Так что изобрел твой инженер? – спросила она. – Ты хотел рассказать.

– Ты про Семецкого? Я не зря говорил о понимании сути вещей. Если знать, что и как формирует реальность, можно запросто ею управлять.

– Да? – Анечка недоверчиво прищурилась.

– Судя по записям, Семецкий создал машину под названием деритмизатор. С его помощью якобы можно было так сильно нарушить ритм в определенной точке пространства и сделать окружающее столь нереальным, что можно было, допустим, пройти прямо через стену.

«Уж не о лептонном ли резаке идет речь?» – вновь забеспокоилась Анечка.

– И как он действовал? – осторожно спросила она.

– Никто точно не знает. Вроде бы излучал какие-то волны. Жаль, что частота неизвестна. Но у меня есть предположения на этот счет.

– Да? – еще больше насторожилась Анечка.

– Мне кажется, что это были комбинации обычных звуковых волн.

– Почему ты так думаешь?

– Понимаешь, люди не склонны в течение длительного времени производить бесполезные действия. Но в то же время они с завидным упорством верят в силу заклинаний.

– Каких еще заклинаний? – Анечка вздернула брови.

– Различных мантр, колдовских и ритуальных фраз. Даже в христианской религии это полностью не изжито.

– Ты имеешь в виду молитву? Так она может быть и мысленной.

– Нет, я имею в виду колокольный звон. В разных религиях ему приписывается множество сверхъестественных свойств. Не могу поверить, что одна лишь традиция, не подкрепленная результатом, может заставить человечество в течение тысячелетий произносить заклинания и бить в колокола.

– Ты хочешь сказать, что в принципе с помощью заклинания можно пройти сквозь стену?

– В принципе да. Даже больше того! Я уверен, что разными сочетаниями звуковых частот можно добиться любого воздействия на окружающую действительность.

– Вроде кода для прохождения компьютерных игр? – улыбнулась Анечка.

– Ну да, – чуть смутился Сергей. – У меня такое ощущение, что заклинания работали совсем недавно. До семнадцатого века люди повально верили в колдовство. Не могло же это быть ничем не подкрепленными досужими вымыслами! Не верю.

Он закончил вытирать самолетиком пальцы и отбросил его в сторону.

Анечка не знала, как продолжать разговор. Ей было прекрасно известно, что Сергей заблуждается, что никакого колдовства никогда не было, что заклинания не могут напрямую изменять структуру пространства. Древние колдуны попросту научились использовать тех или иных лептонных существ – демонов, духов и прочих тварей из Н-пространства. Многие демоны по мысленному приказу хозяина могут заглотить часть стены, превратив ее в лептонное вещество, а затем «выплюнуть» на место. Теоретически демон может проглотить и самого хозяина, затем перенести в нужную точку и там вернуть в обычное пространство. При этом колдун появится прямо из воздуха. Но заклинания тут ни при чем. Все эти звуки и пассы – для отвода глаз, на самом деле приказы отдаются посредством ауры – единственного органа человека, находящегося в Н-пространстве.

Анечка встала и подошла к самому краю крыши. Небо тихонечко остывало, размывая насыщенность цвета. Ветер немного стих, но дул ровно, удерживая ощущения на одном уровне.

– Сверху трамваи похожи на огромных металлических муравьев, – сказала Анечка, чтобы не спорить с Сергеем. – Ползут, трудятся, и нет им разницы, что мы о них думаем. Вот она – объективная реальность, данная нам в ощущениях.

– Маркс все чересчур упростил. – Сергей покачал головой. – Далеко не вся реальность дана нам в ощущениях. Пульсары, квазары, молекулы, атомы… Нам приходится создавать приборы, которые переводят все это в доступные нам ощущения. Чаще всего в зрительные.

Анечка вспомнила, как выглядит мир через окуляры эфирного детектора, затем подобрала скомканный самолетик и начала его расправлять.

– Мир ведь бесконечен, – продолжал Сергей. – Наверняка есть нечто, чего мы не можем увидеть лишь потому, что у нас нет соответствующих приборов. Мы привыкли доверять лишь зрению, но мне это не кажется правильным. Иногда нужно доверяться другим ощущениям, и правильность осознания придет сама. Похоже, древние умели это делать. А мы разучились.

Анечка сложила самолетик по старым сгибам. Он получился лохматым и потрепанным. Она уже готова была снова его запустить, когда Сергей вдруг увидел на крыле отсвеченные небом короткие строчки.

– Постой-ка! Там что-то написано. – Он успел выхватить самолетик, развернул его и прочел вслух:

Сквозь сваи и свалки

Звенят трамваи,

Свиваются рельсы

В прическу Горгоны.

Пугаются ржаво на стыках вагоны,

И я не могу

Отыскать названия,

И я не могу

Понять закона.

Я этот город держу в ладонях,

Липкий пятак или липкие листья

Липы притихшей. В мареве знойном

Гонит меня в отупении полдня

Призрак, похожий лицом на выстрел.

Током ударит озноб от мысли —

Все уже было.

Тысячу лет,

Сквозь сваи и свалки,

Ржавый трамвай пробивает дорогу.

Тысячу лет

Ковыляет вразвалку

В черном пальто идиот одноногий.

Тысячу лет

Он идет вдоль забора

И собирает репьи на медали.

Тысячу лет

Усмехается ворон.

Тысячу лет

Я еду в трамвае.

Слова завораживали, создавая странное ощущение близкого открытия. Трамваи медленно ползли по блестящим путям.

– Надо же! – воскликнул Сергей. – Кто-то послал нам письмо. Зачем? Почему? Что он такое почувствовал, из-за чего не смог удержаться?

– А может быть – просто? Случайно? – вздохнула Анечка.

Ветер рванул край платья.

– Нет, – покачал головой Сергей, опершись об узенькие перила ограждения крыши. – Это нам принес ветер. Такое можно было написать только на такой же крыше. Именно в таком месте мне пришла в голову мысль, что в движении трамваев есть какой-то непонятный закон. Я чувствую это, но понять не могу. Как будто в нашем мире два закона, один из которых питает знание, а другой веру. Мы верим в то, что жизнь родилась и развивается по воле бога, но знаем, что это лишь слепая нить эволюции. Верим в существование инопланетян, но знаем – их нет. Мы придумываем в книгах межзвездные корабли, зная, что скорость света преодолеть невозможно. У нас есть предания о магах, драконах и древних богах, но мы знаем, что их не бывает. Почему так? Словно память человечества и память личности имеют совершенно разный источник, словно когда-то мы жили в совершенно другом мире с совершенно другими законами.