Кутюрье Смерти - Брижит Обер

— Я взял фотографию, хотел ее сохранить как доказательство на случай…

— Подожди, подожди, остынь. Мадлен спала с кем-то из клиентов гаража?

— Ну да, я тебе это и талдычу уже битый час!

— Кто он?

Завернем еще гаечку.

— Не могу сказать.

Марсель схватил коротышку за ворот и приподнял. Теперь уже раскаленная ярость сжигала ему печенки. После всех этих сцен ревности, которые Мадлен ему устраивала, она сама…

— Кто это? Я тебя в последний раз спрашиваю.

Кто? Подумаем… Ага!

— Да легавый, мать твою, легавый!

Марсель разжал руку.

— Что ты сказал?

— Да легавый, говорю! Доволен?

Видя совершенно растерянное лицо Марселя, коротышка чуть не расхохотался. Боже! С каким блеском он нашел выход! Спектакль, одно слово!

— Имя!

Изображаем напуганную девицу.

— Послушай, Марсель, не знаю…

— Имя!

Ах, имя?.. Так вот тебе!

Коротышка напустил на себя жалостливый вид.

— Жанно.

— Этого не может быть! Только не он!

Выражаем участие.

— Марсель, все в порядке?

Марсель поднял голову, взгляд у него блуждал.

— Если только ты врешь…

— Зачем мне врать?

Зачем я убиваю людей? Зачем ты развлекаешься на стороне? Зачем устраивают войны?

Марсель мгновение молчал. Потом указал на окно в кухне.

— А окно?

Дьявол! Да тебя не сбить с мысли, миленький мой Марселлино!

— По-моему, она пришла сюда за снимком. Потому что там, где я его положил, его уже нет. Но ты же понимаешь, я не мог тебе об этом сказать.

— А почему она сбежала?

— Не знаю, она не откровенничала…

— А как она узнала, что тебе известно? — не мог успокоиться совершенно сбитый с толку Марсель.

— Да не знаю я. Может, он ей сказал, что фотография исчезла, и она решила, что это я взял. Во всяком случае, позавчера после обеда она заявилась ко мне в гараж и стала просить вернуть ее; она орала и выглядела совершенно сумасшедшей. Я прикинулся идиотом. Она в ярости убежала. Но я не знал, что она пошла сюда. Только когда я увидел, что фото нет, я понял…

Как хочется пить. Из-за этого кретина у меня полная дегидратация. Марсель отер лицо.

— В котором часу у тебя свидание с Надьей? — спросил коротышка.

— Черт, забыл. Сколько сейчас?

— Почти полдевятого.

— Мне надо идти. Но Жанно, этот дурак… Не могу поверить!

Конечно, куда тут верить. На таких, как твоя толстуха, не клюнешь. Ладно, погладим собаку по шерсти.

— Мне жаль, Марсель…

— Ладно, оставь свои соболезнования при себе.

Марсель повернулся, не глядя на коротышку. Пробормотал в очередной раз: «Жанно, господи!», потом хлопнул дверью.

Коротышка, икая от хохота, повалился на диван, как тряпичная кукла.

Жорж! Я про него забыл! Он выпрямился. Пошел за огромным морским мешком, который лежал на шкафу. Внимательно осмотрел сад, улицу. Марсель ушел.

Только подумать, что этот кретин все это время стоял на расстоянии меньше метра от своей женушки!

Коротышка ловко добрался до фургона, открыл заднюю дверцу, залез внутрь. Через пять минут он уже вылезал из машины, таща за собой растянутый морской мешок. Оп, оп, оп — до самых дверей. Он бросил тяжелый мешок на кафельный пол в кухне, закрыл дверь на два оборота и налил себе большую кружку ледяного пива. Пена стекала по подбородку, он пил жадно, с наслаждением.

Но как Марсель узнал, что Мадлен была тут?

Что-то точно разладилось. Коротышка был раздражен. Ярость причиняла ему острую боль, резала как бритва. Он как одержимый схватился за пилу и склонился над Жоржем. Ну, раз так, они кое-что увидят, кое-что увидят. Он с яростью принялся за работу и ни разу не мигнул, несмотря на брызги крови, летевшие в его змеиные глаза. Это будет его шедевр.

Марсель добежал до своего дома. Надья, неподвижно застыв перед освещенной витриной, задумчиво разглядывала полный набор инструментов для домашнего мастера, она ждала его. Он положил ей руку на плечо. Она обернулась и, не говоря ни слова, прижалась к нему. Они вошли в здание. Марсель чувствовал прильнувшее к нему податливое налитое тело. Таймер включился, они оторвались друг от друга. Бухгалтер с четвертого этажа вежливо поздоровался, подозрительно поглядывая на Надью, которая мерила его презрительным взглядом, спросил, известно ли что-нибудь о Мадлен.

Как только за ними захлопнулась дверь квартиры, Марсель подхватил Надью на руки и усадил в кресло.

Она хотела высвободиться. Он удержал ее. Их губы встретились. Они потянулись навстречу друг другу. Сплелись в крепком объятии. Потом Марсель сообщил Надье новость:

— Знаешь, а жена обманывала меня с моим шефом…

Надья расхохоталась.

— Прости, но у тебя вид настоящего рогоносца! Хуже всего было то, что она не ошибалась.

Жанно взглянул на часы. Хватит, поехали. Он погасил свет, спустился по лестнице. На первом этаже Рамирес и Маррон благодушно шутили.

— Эй, шеф! — окликнул его Рамирес.

— В чем дело?

Жан-Жан нервно теребил ключи. Ну, чего еще хотят от него эти кретины?

— Шеф, а вы помните то дело, когда женщину съел ее собственный сын?

— Загадки загадываешь?

— Нет. Жорж об этом рассказывал. Он убежал как сумасшедший из-за какой-то истории про женщину, которую съел ее собственный сын.

— Он выпил, что ли?

— Нет, шеф. Мы играли в карты, — принялся объяснять Маррон. — Он заговорил о ферме Ла Паломбьер… там лет тридцать назад…

— Никогда про такое не слышал. До завтра.

— До завтра, шеф.

Жан-Жан пробкой вылетел в ночь. Прошел под окном, откуда струились ароматы дыни. Глубоко вздохнул. Запах дыни для него — это воспоминание о летних вечерах, когда он, обессиленный, возвращался с пляжа, наплававшись и набегавшись, весь в высохшей соли, с горящими глазами, а воздух — такой теплый, такой теплый…

Домой ему возвращаться не хотелось, не хотелось ужинать одному под лампочкой в шестьдесят ватт. Он решил сходить в кино. Лето и было для него всем этим: дыня, пот и супергерои. Какое-то возбуждение разлилось по городу, оно заставляло его вздрагивать в предвкушении ускользающего наслаждения.

Надья встала, застегнула легкое летнее облегающее платье из зеленого искусственного шелка, которое подчеркивало красоту ее смуглых плеч. Марсель инстинктивно пригладил волосы. У него было странное ощущение, будто он трезвеет. Мысли постепенно приходили в порядок. Он посмотрел на Надью, и ему показалось, что с глаз у него спала какая-то пелена и он смог наконец увидеть настоящие краски мира.