Леди-наследница - Алисса Джонсон

Эффект оказался ошеломляющим. Желание, доселе тлеющие уголья, вспыхнуло и разгорелось. Гидеон отпустил повод Самсона и обхватил затылок Уиннифред, чтобы привлечь ее ближе и повернуть голову под удобным ему углом.

У него есть и свои требования.

Гидеону хотелось услышать, как она вздохнет, и почувствовать, как она уступит.

Он провел большим пальцем вдоль скулы, пока не добрался до подбородка. Мягко надавливал до тех пор, пока она не открылась для него, и скользнул языком в теплую пещеру ее рта. Вкус у нее был божественным — невыносимо сладкий, совершенно неотразимый.

И тогда она наконец вздохнула — тихий женственный вздох, который раздул огонь до адского пламени. Он бушевал у Гидеона в жилах, опаляя кожу изнутри.

Лишь краем сознания он запечатлел ее ответный стон и то, что рука его опустилась, чтобы обхватить ее за талию и притянуть к себе. Он почувствовал, как ее мягкие груди прижались к его груди, и ощутил горячий выдох на своих губах. Но этого было мало.

Ему нужен был ее запах вокруг него, ее вкус внутри его.

Он представил, как стаскивает с нее платье и опускает на землю. Представит ее бледную кожу, мерцающую в лунном свете и трепещущую от предвкушения и беспомощного желания в прохладном ночном воздухе.

Он воображал, как действует не спеша, вынуждая ее ждать, пока ласкает руками ее гладкое прекрасное тело, пока боготворит нежную кожу груди и дразнит языком и зубами соски до тех пор, пока они не превращаются в твердые бусины. Он представлял, как неспешно исследует каждый шелковистый дюйм и наблюдает, как трепет обращается в дрожь, а тихие вздохи в отчаянные стоны. И когда наконец продолжать эти сладкие муки станет уже совсем невмоготу, когда она затеряется в пароксизме страсти, он скользнет между ее ног и погрузится во влажный жар.

Он видел это так ясно.

Слишком, слишком ясно.

Уиннифред упивалась поцелуем, восхитительным ощущением руки Гидеона, обвивающей ее за талию, и его крепкого тела, склонившегося над ней. Его рот требовательно двигался на ее губах, и она затерялась в незнакомых ощущениях, нахлынувших и переполнивших ее.

А потом вдруг все ощущения исчезли, поцелуй оборвался. Гидеон резко отстранился. Только что он без памяти целовал ее — и вот уже стоит в целых трех шагах.

Она смотрела на него, ошеломленная. Неужели она сделала что-то не так? Да нет же, конечно, нет. Поцелуй — не такое уж сложное дело. Он был волнующим, возбуждающим и оставил ее решительно одурманенной. Но это ведь не что-то такое, что может не получиться, правда?

Нервничая, она облизнула припухшие губы и почувствовала на языке его вкус.

— Гидеон…

— Я прошу прощения. — Голос его был хриплым, дыхание прерывистым. — Мне очень жаль.

— А мне нет!

Она выпалила это не раздумывая, но не видела причин жалеть о сказанном. Это же правда.

Гидеон издал какой-то страдальческий звук и отступил еще на шаг.

Она совершенно не знала, что на это сказать. Не знала, что подумать. Быть может, она все же сделала что-то не так? Что-то такое страшное, ужасно неправильное, что вызвало, у Гидеона отвращение?

— Я никогда раньше не целовалась! — выпалила она и на этот раз все-таки пожалела, что не может забрать слова обратно.

Ей вовсе не хотелось выдавать свою неуверенность.

Гидеон ответил не сразу. Он опустил голову, тяжело оперся на трость и несколько раз шумно выдохнул. Наконец, спустя, как показалось Уиннифред, целую вечность, он поднял лицо, прищурился, словно она говорила на каком-то непонятном языке, и сказал:

— Прошу прощения?

Она раздраженно засопела.

— Я просто подумала, что вам следует принять это во внимание, прежде чем вы наткнетесь на Самсона.

— Я… — Гидеон оглянулся на охромевшую лошадь, которая щипала траву на обочине. — Я не понимаю.

— Посмотрите на себя. — Она взмахнула рукой, показывая, как далеко он отошел. — Вы бы не убегали и не отталкивали меня, — строго говоря, он ее не отталкивал, он сам отстранился, но это не имело значения, — если б я не сделала что-то неправильно или…

— Нет. — Он шагнул вперед, довольно широко. — Нет. Вы не сделали ничего плохого. Совсем ничего. Понимаете?

Это не объясняло, почему он так быстро отступил, но он защищал ее с таким пылом, что она поневоле кивнула.

На лице Гидеона было написано облегчение пополам со страданием.

— Для джентльмена совершенно недопустимо таким вот образом воспользоваться леди. Мне за это нет оправдания. Могу лишь заверить, что этого больше не повторится.

И все? А если она хочет, чтобы это повторилось? Если она хочет большего?

Она чуть было не спросила его, но в этот момент предупреждающе зазвучал голос Лилли у нее в голове: «Делать предложение джентльмену, какова бы ни была причина, совершенно недопустимо и крайне глупо».

Как-то не похоже, чтобы предложение после поцелуя было так уж глупо, но поскольку Уиннифред пока еще не была уверена, какое поведение допустимо для леди, а какое нет, то решила придержать этот вопрос. У нее еще будет время, чтобы разобраться в своих чувствах к Гидеону. Такое изолированное место, как Мердок-Хаус, должно предоставлять массу возможностей для леди и джентльмена найти несколько минут наедине.

— Мне бы не хотелось, чтобы из-за этого между нами возникла неловкость, — сказала она и, дабы убедиться, что неловкость не возникла, шагнула ближе, подняла повод Самсона и с улыбкой вручила его Гидеону. — И не хотелось бы выслушивать упреки Лилли по поводу того, что я бездельничаю. Отведите меня домой.

Задним умом Уиннифред осознала, что то, что изолированная ферма должна предоставить и что предоставит, совершенно не одно и то же. Мердок-Хаус должен был получить отличный урожай морковки в прошлом году и должен был дать Уиннифред еще одну возможность поцеловать Гидеона после той их поездки в тюрьму. Ни одно из этих ожиданий не сбылось.

Гидеон присутствовал на одной трапезе в день, как и обещал, но после тут же исчезал, либо уединяясь в своей комнате, либо уезжая в Энскрам. В течение того незначительного времени, что он проводил в обществе Уиннифред, Гидеон вел себя так, словно между ними не произошло ничего особенного. И ни жестом, ни взглядом не давал понять, что хочет, чтобы между ними вновь произошло нечто особенное.

Раз или два у нее возникала мысль под тем или иным предлогом постучаться к нему в дверь, но она никак не могла набраться смелости. Одно дело целовать джентльмена, стоя в лунном свете, и совсем другое — вообразить себя способной воссоздать тот момент… без полей и лунного света.

Уиннифред пришло в голову, что, возможно, Гидеон избегает ее намеренно, но она не могла придумать ни единой тому причины.