Отныне и навеки - Софи Лав

– Кажется, у этой крохи плохи дела.

– Мы должны дать ему имя, – сказала Эмили. – Он не должен умереть без имени.

– Мы не знаем, мальчик это или девочка.

– Тогда нужно назвать его как-то нейтрально.

– Как, например? Алекс? – сказал Дэниел, морща лоб в растерянности.

Эмили засмеялась.

– Нет, я имела в виду что-то наподобие Рейн.

Дэниел пожал плечами.

– Рейн. Сойдет, – он положил Рейн к остальным щенкам. Они все карабкались ближе к маме, а самого маленького постоянно отталкивали. – Как насчет остальных?

– Что ж, – сказала Эмили. – Как насчет Бури, Тучи, Ветра и Грома?

Дэниел широко улыбнулся.

– Очень в тему. А мама?

– Почему бы тебе не выбрать ей имя? – сказала Эмили. Она и так уже назвала щенков.

Дэниел погладил собаку по голове, и та издала довольный звук.

– Как насчет Могси?

Эмили взорвалась смехом.

– Не очень в тему.

Дэниел пожал плечами.

– Я же выбираю, правильно? Я выбираю Могси.

Эмили ухмыльнулась.

– Конечно. Это твой выбор. Значит, Могси. А теперь дай я осмотрю рану.

Она села на диван, нежно повернув к себе голову Дэниела своей ладонью. Убрав волосы с брови, она продезинфицировала рану на лбу. Он был прав – порез был неглубоким, но сильно кровоточил. Эмили понадобилось несколько пластырей, чтобы соединить края раны.

– Если повезет, – сказала она, приклеивая еще один пластырь, – у тебя останется крутой шрам.

Дэниел ухмыльнулся.

– Отлично. Девушкам ведь нравятся шрамы, верно?

Эмили засмеялась и приклеила последний кусочек пластыря. Но она не спешила убирать руку с его лица. Смахнув прядь волос, падающую ему на глаза, она провела пальцами по контуру его лица, опустившись к губам.

Дэниел посмотрел ей прямо в глаза. Он потянулся к ее руке и прижался губами к ладони.

Затем он обхватил ее за талию, пересадив с дивана к себе на руки. Их промокшая одежда соприкасалась, когда он прижался своими губами к ее. Она гладила его руками по всему телу, ощущая каждый изгиб. Пламя между ними разгорелось, когда они стягивали друг с друга мокрую одежду, затем соприкоснулись телами, двигаясь в гармоничном ритме, поглощенные друг другом, совершенно забыв о бушевавшей снаружи буре.

Эмили проснулась в объятиях Дэниела. Солнце ярко светило, будто никакой бури и не было. Но Эмили знала, что она была и принесла масштабные разрушения.

Она высвободилась из крепких объятий Дэниела и, натянув тонкое платьице на бретельках, спустилась на первый этаж, чтобы оценить разрушения.

В гостиной Могси, по всей видимости, испугалась бури. Одна из подушек была разодрана, а наполнитель был разбросан по комнате. На ковре также были большие пятна от разбросанной грязной и мокрой одежды Дэниела и Эмили. Она улыбнулась про себя, вспомнив, как они стягивали ее друг с друга.

«Что ж, если запятнанный ковер и пожеванная подушка – единственные вещи, которые пострадали, все не так уж плохо», – подумала она.

Наибольшим сюрпризом для Эмили стало то, что Рейн, самый маленький щенок, пережил ночь и радостно кушал. Но это также означало, что теперь ей придется заботиться о собаке и пятерых щенках. Она не представляла, что будет делать с ними, но решила разобраться с этим позже, после того, как приготовит остатки курицы для Могси, которая, должно быть, проголодалась. И после того, как разберется с домом.

Эмили услышала, как Дэниел ворочается наверху, пока она продолжала обходить дом. Проходя мимо столовой в бальный зал, она услышала позади шаги Дэниела.

– Насколько все плохо? – спросил он.

Хотя он никогда прямо не говорил этого, Эмили знала, что бальный зал был его любимой комнатой в доме. Она была самой большой, самой волшебной, и именно она объединила их, именно здесь все началось. Если бы не бальный зал, прошлой ночи могло бы не быть. Мысль о том, что с ним что-нибудь могло случиться, ужасала их обоих.

Эмили робко заглянула внутрь. Дэниел стоял сзади.

– Кажется, все в порядке, – сказала Эмили.

Но затем она заметила что-то блестящее на полу и побежала туда. Ее подозрения оправдались, когда она подняла осколок стекла.

– О нет, – воскликнула она. – Только не витражное стекло! Пожалуйста, только не витражное стекло!

Вместе с Дэниелом они сняли фанеру со старинных окон. На пол посыпалось еще больше осколков.

– Не могу поверить, – взвыла Эмили, понимая, что замена обойдется ей слишком дорого, да и заменить его вряд ли получится.

– Я знаю кое-кого, кто может помочь, – сказал Дэниел, пытаясь подбодрить ее.

– Бесплатно? – угрюмо и безнадежно спросила она.

Дэниел пожал плечами.

– Кто знает? Он может сделать это просто из любви к дому.

Эмили понимала, что он пытается утешить ее, но она готова была расплакаться.

– Это нелегкая работа, – сказала она.

– Но люди здесь хорошие, – сказал Дэниел, обнимая ее за плечи. – Идем, сейчас мы все равно не сможем ничего сделать. Давай я приготовлю тебе завтрак.

Он провел ее в кухню, приобнимая за плечи, но кухня тоже оказалась в плачевном состоянии. Дэниел и Эмили собрали разбросанные вещи, затем Эмили поставила кофе вариться, радуясь, что хотя бы кофейный чайник не постигла та же участь, что и тостер, который упал на пол и разбился.

– Как насчет вафель? – спросил Дэниел.

– Я не против, – ответила Эмили, усаживаясь за стол. – Но у меня нет вафельницы, так ведь?

– Ну, технически есть, – ответил Дэниел и, увидев нахмурившееся лицо Эмили, потрудился объяснить. – Серена зарезервировала ее на гаражной распродаже. Сказала, что вернется и расплатится в следующий раз. Не знаю, шутила она или нет, но она так и не вернулась, поэтому, думаю, эта вафельница не так уж и нужна ей.

Он подошел к Эмили и налил ей чашечку горячего черного кофе.

– Спасибо, – сказала Эмили, смущаясь от заботы, с которой Дэниел готовил ей завтрак.

Отпив кофе и наблюдая за Дэниелом, который готовил завтрак с ложкой в руке, она чувствовала, будто переродилась. Не только дом изменился ночью, но и она сама. Воспоминания о том, как они занимались любовью, были слегка туманны, но она помнила чувство удовольствия, которое разлилось по телу. Она будто на мгновение покинула свое тело. От одной мысли об этом Эмили заерзала на стуле.

Оставив вафли готовиться, Дэниел сел напротив нее и сделал глоток кофе.

– Кажется, я еще не сказал «доброе утро», – сказал он.