Сага о Кае Эрлингссоне - Наталья Бутырская

Мать побледнела.

— Не хочу слушать. Хватит! А это кто? — заметила она наконец Ингрид.

— Это, мам, Ингрид, та девчонка, что я из Растранда вывел. С одной руной, помнишь? Отец сказал, что заберет ее к нам. Ты не думай, — добавил я, глядя на растерянное лицо матери, — она хоть и маленькая, но смышленая. Тетка Агнета сказала, что Ингрид по хозяйству все умеет делать. Будет тебе помощницей, когда у тебя живот станет размером в щит. Ну, а ты чего молчишь? — толкнул я Ингрид.

— Доброго здоровьица вам, госпожа! — еле слышно сказала девчонка. — Вы такая красивая, точно конунгова жена!

Это верно, мама у меня ого-го какая красивая. Не такая, как Дагна, та словно хищная птица, а другая, внешне мягкая и гладкая, словно лебедушка, но внутри у нее точно меч железный сидит. Никому не сдастся, никому не поклонится.

Мама встрепенулась, наклонилась к Ингрид, погладила ее по голове и наконец улыбнулась.

— Ты тоже хорошая, вырастешь настоящей красавицей. Правильное имя тебе мать дала. Значит, ты еще и умелица каких мало. Ну, пойдем, поможешь мне добрый ужин приготовить, отца и сына накормить с дороги нужно. А ты иди к отцу да пригляди за ним.

Вот так меня с порога сразу завернули обратно. Тем временем на пристани все изменилось. С прибывшего корабля сошли люди, первым был старый, но вполне крепкий мужчина с побелевшими бородой и волосами. Я заметил, что носовая фигура на его корабле не была снята и раззявила клыкастую пасть прямо на наш город. Неуважительно!

Седобородый окинул взглядом наших и резким каркающим голосом спросил:

— Кто тут Эрлинг Кровохлёб? Выйди вперед, коли не боишься. Или у тебя рука только на детей поднимается?

Я выхватил топорик и шагнул к старику.

— Ты от старости последний разум потерял? Моего отца зовут Эрлинг, и пока никто не смел обвинять его в трусости.

Тот раскаркался-рассмеялся:

— Отец, говоришь? Значит, будет по чести, если и я его сына убью.

Взлетел в воздух меч и, не успел я уклониться, как он врезался в окованный железом щит: рядом стоял Кнут и прикрывал меня.

— Давно уже не слышал я этого прозвища, — тяжело обронил отец. — Но сына моего не трожь, не виновен он ни в чем.

— Так и мой сын, мой Ларс, не провинился перед тобой ничем, когда ты его зарубил. Впрочем, я не Кровохлёб, мне детская кровь на руках не нужна. Долгие годы я искал тебя. Хорошо ты спрятался, далеко забился, в самую глушь. Но от правды и мести не уйдешь! Рад бы тебя и во сне убить, и ядом отравить, и стрелу в спину загнать, но согласен и на поединок, хоть и не заслуживаешь ты умереть в бою. Не дело таким, как ты, вставать в дружину Фомрира. Ты должен гнить в земле, служить кормом для червей, стать дерьмом, каким ты и являешься, — старик говорил сначала тихо и даже устало, под конец же речи разозлился.

Я снова рванул к старику, за такие речи и без поединка убить можно, вот только Кнут удержал.

— Ты сбрендил, старик! — выкрикнул я. — Мой отец в жизни недостойного не делал.

— Умолкни! — рыкнул отец.

На свое удивление я понял, что он приказывал заткнуться мне, а не глупому старику, который возводил напраслину. Возражать отцу перед лицом врага, а именно так я воспринимал седобородого, я не стал.

— Ты пришел отомстить. И я понимаю твои побуждения. На твоем месте я сделал бы то же самое, — отец говорил тяжело, будто задыхался под тяжестью мельничного жернова. — И я не отказываюсь от боя, хотя мог бы приказать своим людям убить тебя на месте или отдать на потеху Нарлу, как не отказывался и раньше. Только прошу подумать вот о чем: не ты первый нашел меня за эти годы и, возможно, потом придут еще, но я стою перед тобой живой, здоровый, со всеми руками и ногами.

— Боги рассудят, на чьей стороне правда, — упрямо сказал седобородый.

— Наши боги привечают не правых, а сильных да удачливых. Моя удача сейчас в самой силе: я избавил свои земли сразу от двух тварей: от земной и от морской. В убийстве старика нет славы. Вдруг после твоей смерти удача отвернется от меня?

— Мне нет дела до твоей удачи. А моя жизнь закончилась со смертью Ларса.

— Сейчас солнце уходит за море, негоже в такое время биться. Завтра на рассвете устроим пляску мечей перед лицом Скирира. А сейчас мне нужно заняться делами.

Отец спокойно повернулся к старику спиной, несмотря на его слова о желании убить даже исподтишка, и ушел. Кнут сказал мне, чтобы я тоже убрался подальше от сумасшедшего, и последовал за отцом.

Я не стал убирать топорик за пояс.

— Так что, отец убил твоего сына?

Старик вздрогнул, посмотрел на меня и весь как-то ссутулился, скукожился и опустился на землю, положив меч возле себя.

— Твой отец убил многих сыновей, — глухо откликнулся он.

— А расскажи? А то он не любит говорить о своих подвигах и вспоминать былые битвы. Говоришь, ему дали прозвище Кровохлёб? Он был таким лихим бойцом? Или взаправду пил чужую кровь?

Старик поднял лицо к небу и расхохотался. Он хохотал так долго, что в конце концов раскашлялся.

— Кто бы сказал мне прежде, что я буду пересказывать об Эрлинге Кровохлёбе его сыну, я бы не поверил, — сказал он, отдышавшись. — Значит, не гордится Эрлинг своими деяниями, прячет их даже от наследника. Что ж, я не прочь рассказать. А потом скажешь, прав я или нет.

— А какая разница? Даже если ты прав и убьешь отца, я потом убью тебя, — пожал я плечами.

— Силенок не хватит.

— Ты сам сказал, что способы разные есть. Ты на наших землях, и корабль твой привязан к нашей пристани.

— И то верно, — старик ничуть не забеспокоился после моих слов, лишь еще сильнее закашлялся. Я подозвал крутившегося неподалеку Якоба и попросил принести пива. Если седобородый будет все время кашлять, то не сможет ничего рассказать.

Старик выпил кружку одним глотком и начал рассказ.

— В ту пору помер старый конунг Зигвард Безухий. Добрый был правитель, славный. В его дружине служили и хельты, и сторхельты, но силой он никого не держал, напротив, помогал своим людям расти в силе, хоть и не так много в наших землях тварей бродит. Детей у него было немало, и каждый нашел себе дело по сердцу. Взамен Зигварда должен был встать его сын Рагнвальд, в ту пору Беспечным его еще никто не звал. Всем был хорош Рагнвальд: крепкий, как дуб, статный и ладный, как драккар, остроязыкий и отважный. И все были готовы принять его на правления, кроме его зятя, мужа сестры.

В свое время Зигвард выдал одну из дочерей, белокожую Гунхильду, не за одного из своих хёвдингов или лангманов, а за пришлого воина, черноголового Карла. Карл пришел сюда с десятком кораблей, воины у него все были умелые да высокорунные. Никого ниже хускарла не было. После свадьбы конунг выделил им обширные окраинные земли с двумя городами и бессчетными деревнями, и жили они мирно до самой смерти Зигварда.