Вечность на двоих - Фред Варгас

— А вы? — спросил Ламар.

— Я возглавлю войско. Вместе с Вейренком.

Адамберг не мог до конца разобраться в создавшейся парадоксальной ситуации, равно как и Вейренк, который был даже не в состоянии продекламировать пару строк, чтобы прийти в себя. Вейренк прикрывал комиссара, а комиссар защищал Вейренка, хотя ни тот, ни другой вовсе не стремились к подобным расшаркиваниям. Провокации чреваты нежелательными последствиями, подумал Адамберг.

Комиссар и лейтенант два часа бродили по рынку, умудрившись не обменяться ни единым словом. Расспросами в основном занимался Вейренк, пока Адамберг вяло высматривал то — не знаю что. Уже смеркалось, когда он предложил сделать привал, молча указав на брошенный кем-то деревянный ящик. Они сели на противоположные края ящика, как можно дальше друг от друга. Вейренк закурил, и облачко дыма заполнило собой паузу.

— Нелегкое сотрудничество, — заметил Адамберг, положив подбородок на сжатый кулак.

— Нелегкое, — подтвердил Вейренк.

Играть со смертными легко богам всесильным

И рушить замыслы, в глаза пуская пыль нам.

— Вы правы, лейтенант, виноваты именно боги. Они киряют и забавляются от нечего делать, а мы как дураки мешаемся у них под ногами. Мы с вами. А они и рады спутать нам все карты.

— Вы не обязаны заниматься оперативной работой. Почему вы не вернулись в Контору?

— Потому что мне нужен экран для камина.

— А. У вас есть камин?

— Есть. Том скоро пойдет. Экран мне просто необходим.

— Один какой-то я заметил в Колесном ряду. Если повезет, мы успеем до закрытия.

— Что ж вы раньше молчали?

Через полчаса Адамберг и Вейренк шли назад в темноте, еле удерживая вдвоем тяжеленный старинный экран для камина. Пока Вейренк торговался, Адамберг проверял устойчивость экрана.

— Хорошая вещь, — сказал Вейренк, ставя его возле машины. — Красиво, прочно, недорого.

— Хорошая, — согласился Адамберг. — Поднимите эту вещь на заднее сиденье, а я втащу ее с другой стороны.

Адамберг сел за руль, Вейренк — рядом, пристегнув ремень безопасности.

— Курить можно?

— Курите, — разрешил Адамберг, трогаясь с места. — Я сам долго курил. В Кальдезе все ребята тайком покуривали. Полагаю, что у вас в Лобазаке тоже.

Вейренк открыл окно.

— Почему вы говорите — в Лобазаке?

— Ну вы же там жили, в двух километрах от виноградника Вейренк де Бильк.

Адамберг вел машину спокойно, аккуратно вписываясь в повороты.

— Ну и что?

— А то, что напали на вас именно в Лобазаке. А не на винограднике. Зачем вы врете, Вейренк?

— Я не вру, комиссар. Это случилось на винограднике.

— Это случилось в Лобазаке. На Верхнем лугу, за часовней.

— На кого напали — на вас или все-таки на меня?

— На вас.

— Тогда мне лучше знать. Если я говорю, что дело было на винограднике, значит — на винограднике.

Адамберг остановился на красный свет и взглянул на коллегу. Вейренк говорил искренно, без всякого сомнения.

— Нет, Вейренк, — сказал он, трогаясь, — дело было в Лобазаке, на Верхнем лугу. Туда пришли пятеро парней из долины Гава.

— Пятеро подонков из Кальдеза.

— Разумеется. Но ноги их не было на винограднике. Они пришли на Верхний луг.

— Нет.

— Да. Стрелку назначили в часовне Камалеса. Там они на вас и набросились.

— Не понимаю, чего вы добиваетесь, — проворчал Вейренк. — Дело было на винограднике, я потерял сознание, отец забрал меня оттуда и отвез в больницу в По.

— Это было за три месяца до того. В тот день, когда вы не удержали кобылу и угодили ей под копыта. У вас была сломана голень, отец подобрал вас на винограднике и отвез в По. Кобылу продали.

— Не может быть, — прошептал Вейренк. — Откуда вы знаете?

— Разве вы не были в курсе всего, что происходит в Кальдезе? Вы в Лобазаке не слышали о том, как Рене упал с крыши и чудом выжил? Как сгорела бакалейная лавка, не слышали?

— Слышал, конечно.

— Ну вот видите.

— Это было на винограднике, черт побери.

— Нет, Вейренк. Сначала ускакала кобыла, а потом уже на вас напала шпана из Кальдеза. Вы падали в обморок два раза с интервалом в три месяца. Вас дважды отвозили в больницу По. У вас один кадр наехал на другой. Посттравматическое расстройство, как сказала бы наша Ариана.

Вейренк отстегнул ремень и наклонился вперед, упершись локтями в колени. Машина медленно въезжала в пробку.

— Нет, я все-таки не понимаю, к чему вы клоните.

— Что вы делали на винограднике, когда появились те парни?

— Я должен был посмотреть, в каком состоянии гроздья, ночью была сильная гроза.

— Это просто невозможно. Потому что дело было в феврале, и виноград уже собрали. История с кобылой произошла в ноябре, и вы должны были проверить гроздья для позднего сбора.

— Нет, — упорствовал Вейренк. — Да и зачем все это? Какая разница, где что произошло — на виноградниках или на Верхнем лугу в Лобазаке? Они же напали на меня, не так ли?

— Так.

— Раскроили голову железкой и вспороли осколком живот?

— Да.

— Так что?

— А то, что вы многого не помните.

— Рожи их я помню прекрасно, тут уж вы меня не собьете.

— А я вас и не сбиваю, Вейренк. Рожи помните, а все остальное не очень. Подумайте, мы как-нибудь к этому вернемся.

— Высадите меня, — сказал Вейренк бесцветным голосом. — Я дойду пешком.

— Это ни к чему. Нам придется полгода работать вместе, вы сами напросились. Мы можем не опасаться друг друга, между нами каминный экран. Это надежная защита.

Адамберг усмехнулся. Зазвонил его мобильник, прервав войну двух долин, и он протянул его Вейренку.

— Это Данглар. Ответьте и приложите трубку мне к уху.

Данглар кратко сообщил Адамбергу, что расспросы трех групп ничего не дали. Диалу и Пайку не видели в обществе женщины — ни старой, ни молодой.

— А что у Ретанкур?

— Тоже не очень. Дом заброшен, в прошлом месяце там лопнула канализационная труба, и на полу стоял десятисантиметровый слой воды.

— Никакой одежды она не обнаружила?

— Пока ничего.

— Ну, это вы могли мне и завтра сообщить, капитан.

— Я по поводу Бине звоню. Вы ему срочно нужны, он уже три раза звонил в Контору.