Пятьдесят свиданий с врагом - Елена Дженкинз

– Я лечу со своим парнем. С тобой и твоей мисс Совершенство встретимся на месте. Позвоню, когда мы приземлимся, – пообещала Джун, довольная, что не придется зависеть от настроения Тони дольше пары часов на выходных.

В горном скандинавском поселке Гейло тетя Летти владела небольшим шале, которое сдавалось в аренду круглый год. В школьные годы Тони летал туда на выходные с друзьями, но никогда не брал Джун с собой. Она всегда хотела отправиться с ним на поиски приключений вот так, как приятели. Общаться с его друзьями, пить теплый чай у камина, глядя, как за окном падает снег… Безобидная, маленькая мечта.

Дыхание захватило от мимолетного трепета. Бывает же! Мечты сбываются.

Она выбралась на улицу и поежилась, кутаясь в свой любимый огромный шарф кофейного оттенка. Погода менялась каждый день, предсказывали аномальную зиму. Даже в Эдинбурге земля начала подмерзать к утру.

– Холли, я уже еду, ты взяла из дома мой костюм? – позвонила она подруге, и та подтвердила:

– Да, только тебя не хватает.

Джун улыбнулась – и снова будто из мрака выглянула на свет. Удивительно, как разные люди по-разному заставляли себя чувствовать. Тони часто говорил, что она дементор и вампирша. Но рядом с ним ей тоже становилось плохо, он тоже действовал на нее, как демон, нагоняя апатию.

Полная противоположность Люку.

Забравшись в машину на парковке, Джун включила обогрев и написала своему виртуальному парню:

«Не забудь. 20:00. Макбет».

«Приду в 19:59, чтобы наверняка».

«Я буду в черном наряде. Это очень важная деталь, по которой ты меня узнаешь».

«Уверен, что узнаю тебя даже без одежды».

«Какой ты самоуверенный!»

«Ты даже не представляешь».

Джун хмыкнула и, покачав головой, завела двигатель.

Дом Мартина Беккета находился на взгорье, на севере города. Джун бывала здесь пару раз, поэтому уверенно притормозила перед воротами, которые тут же открылись, и покатила по песчаной аллее к подъезду.

– Джун! Приветики, – встретил ее хозяин дома, к панибратству которого она так и не привыкла. Каждый раз робела.

– Здравствуйте, мистер Беккет.

Одетый в теплую пижаму и длинное синее пальто до пят, он быстро шагал в направлении гаража, откуда доносились режущие звуки музыкальных инструментов. Джун торопливо последовала за ним.

– Холли сказала, ты будешь петь с ней сегодня.

– Да, вроде как…

Он потер небритую щеку и сказал:

– Вещь неплохая получается, но придется еще поработать.

Длинные белые волосы, собранные на затылке в кривой пучок, резкие движения, пружинистая походка – если бы не глубокие морщины на лбу, то мистера Беккета можно было принять за брата-близнеца Холли, а не ее отца.

– А вот и пропажа, – обрадовалась подруга и кивнула в сторону второго микрофона. – Начинаем, мальчики и девочки.

Джун даже пальто не успела сбросить, когда заиграла музыка.

Глубокий, хрипловатый, даже грубоватый голос Холли хорошо выражал эмоции, которые вложила в слова Джун. Сама же она звучала слишком мягко и чисто, слишком… мило. Но именно такая интонация и требовалась, чтобы добавить оттенков. Все-таки есть у Холли музыкальное чутье. Припев в два голоса и правда звучал ярче на контрасте.

Пока мы рвем друг другу душу,

Наши тени держатся за руки.

Они рыдают о нас, заблудших,

Мы смеемся о них, непонятливых.

У меня за спиной – холод пропасти,

У тебя за спиной – наши тени и дни.

Оступаюсь. Прости, мне пора идти.

Не отпускай меня.

Отпусти…

– Хотела бы я взглянуть на парня, который заставил тебя написать стихи, – взбудоражено сказала Холли, когда они ехали в фургоне в «Макбет». Оставалось полтора часа до выступления.

– Если полетишь со мной в Норвегию завтра утром, то познакомишься с ним, – предложила Джун.

– Утром… совсем рано?

– В девять выезжаем в аэропорт. В десять – вылет.

– О-о-О. Нет. Нет, и не проси. Я не проснусь. Можешь Саймона взять, он обычно с рассвета не спит.

Холли пригладила белые локоны, встряхнула головой и насмешливо посмотрела на Саймона. Тот дремал. Он всегда перед выступлением дремал минут двадцать.

– Со мной будет Люк, – напомнила Джун.

– Ах, да, будущий хирург. Кто бы мог подумать, что этот сладкий пирожок тебя зацепит. Я утром квартиру не узнала, думала, опять в чужом доме проснулась.

Джун навела порядок накануне, чтобы не напугать Люка. Он обещал разгромить кухню, а там громить было уже нечего, пришлось потрудиться, чтобы восстановить комнату.

– Понимаешь, я всю жизнь ждала того, кто подарит мне крылья. Возможно, Люк – именно тот, кого я искала, – призналась Джун.

– Ох, детка. Осторожнее. Ждать, что кто-то подарит тебе крылья – то же самое, что ждать, кто бы подарил тебе почку. Надежнее самой отрастить, иначе так и будешь ползать, пока какой-нибудь мудак лапши на уши не навешает и не растопчет. Люк мне сразу не понравился, у меня чутье на незрелых эгоистов.

Джун сложила руки в молитвенном жесте и попросила, сделав жалобное лицо:

– Пожалуйста-пожалуйста, будь к нему добрее, ради меня. После выступления мы с ним впервые увидимся, поможешь мне объяснить, почему у меня волосы черные, а не белые.

– Если не дурак, то все поймет, не нервничай, – успокоила Холли, растирая ей плечи.

Нервы и правда шалили. И от волнения перед выступлением, и вообще. Руки заледенели даже в варежках.

В клубе сегодня вечером собралась тьма народа. «Макбет» был, с одной стороны, модным местом, с другой – андеграундным. Сюда массово слетались студенты, которым хотелось хорошенько оторваться, но бюджет не позволял пойти в более дорогие клубы. Идеальное место для начинающей группы, чтобы набрать аудиторию.

Мистер Беккет пришел за кулисы, чтобы подбодрить. Он заявился в огромной толстовке с капюшоном, небритый, как и днем, в темных очках.

– Удачи, – сказал он, и Джун запаниковала.

– А если я забуду слова, все испорчу?

– Тогда сбрось одежду и прыгай в толпу, у меня на концертах это всегда срабатывает, – посоветовал он на полном серьезе, и Холли возмутилась:

– Па-ап!

– Ладно, ладно. Не сорви голос, милая.

Милая…

Джун сразу подумала о Фрэнке, увидела его карие глаза.

Почему она легко вспоминала его, а о родном отце не могла думать? Может, потому что наизусть выучила склеенное скотчем письмо, которое написала она? Может, потому что Фрэнк оказался единственным близким человеком, который не разбил малышке Бэмби сердце?