Банда 4 - Виктор Пронин

— Младенец?! — не то ужаснулся, не то восхитился Фырнин.

— Потому и цена такая, — ответил Пафнутьев. — Валя, ты меня понял? Это очень важно.

— Будет, Паша. Мы начнем новости с этого сообщения, а в конце еще раз повторим. Включай телевизор. Через три минуты город вздрогнет от ужаса и возмущения. Через три минуты! Пока!

Пафнутьев положил трубку, некоторое время смотрел на нее, прикидывая, все ли сказал, не упустил ли чего.

— Напрасно вы это, — проговорил Самохин обиженно. — Не надо было... На весь город ославите...

— Слушай! — возмутился Пафнутьев. — Ты ребенка спер! Надо же родителей найти!

— Не найдете, — произнес Самохин так тихо, что Пафнутьев с трудом разобрал эти странноватые слова.

— Почему?

— Потому, — Самохин исподлобья взглянул на Пафнутьева. — Потому, — повторил он. — Я же предлагал договориться... Вы отказались. Как будет угодно, — добавил Самохин.

— Думаешь, поздно нам с тобой договариваться? — спросил Пафнутьев, обеспокоенный последними словами Самохина. Было в них что-то истинное, Самохин не пытался выкрутиться, он просто предложил уговор, и что-то важное стояло за этим предложением. Люди в его положении могут предложить деньги, много денег, но он вел себя иначе.

— Поздно, Павел Николаевич. Теперь я буду молчать, как асфальт. Нет, как бетон. Нет, как железобетон.

— Разберемся, — пробормотал Пафнутьев. — Искреннее раскаяние, помощь в поисках родителей ребенка... Это тебе помогло бы.

— Вы не найдете родителей.

— Почему?

— Их нет.

— В каком смысле? — насторожился Пафнутьев, опять остро почувствовав второй смысл в словах Самохина. — Они умерли? Их убили?

— Они живы... Может быть, и живы... Но их нет.

— А ты не хочешь выразиться понятнее?

— Может быть, потом. Сейчас не могу.

— Как знаешь.

Неожиданно резко зазвонил телефон. Звонил Шаланда.

— Паша? — спросил он. — Все еще на службе?

— А ты, Шаланда, почему домой не идешь? Не любишь дома бывать? Службу полюбил? Или опасаешься чего-нибудь? Признавайся, Шаланда? — у Пафнутьева не было серьезных оснований для подобных слов, но он чувствовал перемены в Шаланде, и что-то подсказывало ему, что сейчас попал в цель.

— Много вопросов, Паша. А у меня к тебе один... Только что по телевизору сказали про ребенка... С твоей подачи?

— Да.

— А этот идиот Самохин у тебя?

— Вот он, передо мной.

— Береги его, Паша, — и Шаланда положил трубку.

Пафнутьев почувствовал, как несколько раз тяжело дрогнуло его сердце. Как бы не влип Шаланда, но он продолжает оставаться твоим другом, проговорил Пафнутьев про себя. Он тебя предупредил, чтоб ты берег старика? Предупредил. Ты его не уберег. Теперь он говорит открытым текстом — береги Самохина. От кого беречь? Ему тоже угрожает опасность? Но откуда это известно Шаланде? Хорошо, там «Фокус», там квартиры, старик с двумя малиновыми трупами и рукой в холодильнике... А здесь сантехник решил на опохмелку достать денег несколько необычным путем — ребеночка продать в центре города...

Хорошо, Самохин от пьянства умом тронулся, сместились у него какие-то там ценности в мозгах или еще в каком-то месте организма... Но опасность? От родителей? Они пока не обнаружились... А Самохин открытым текстом говорит, что и не обнаружатся... Какая связь между всеми этими событиями? А Шаланда дает понять, что связь существует... Что это все они взялись на что-то намекать!

— Значит, так, — неожиданно заговорил Самохин. — Я пошутил.

— Да? — удивился Пафнутьев. — Скажи, пожалуйста, в чем заключается твоя шутка?

— Я не продавал ребенка. Пошутил. Мне было интересно, как люди отнесутся... Вот я и того... Проверил. А вы, не разобравшись, надели наручники, притащили сюда... Это беззаконие. Отдайте мне моего ребенка.

— Так, — крякнул Пафнутьев от столь резкого поворота. — Ты что же, отец этой девочки?

— Опекун, — помолчав, ответил Самохин.

— Есть документы?

— Нет, я на общественных началах. Из сострадания и жалости решил взять опекунство над ребенком. Может быть, моя шутка неудачная, ну что ж... Виноват.

С юмором у меня всегда были накладки. Сколько сейчас дают за глупые шутки?

— Так, — повторил Пафнутьев в полной растерянности. — Так... Как же нам с тобой быть-то?

— Я же говорю... Верните мне сироту, отпустите с ней на свободу. А водку, которую вручили возле универмага, можете оставить себе. Пейте на здоровье,произнес Самохин с обидой.

— Ни фига себе! — воскликнул Пафнутьев в полной растерянности. — Да ты же разбил обе бутылки!

— Не надо было железки на руки цеплять!

— Значит, девочка — сирота?

— Да, — помедлив, ответил Самохин.

— При живых родителях?

— Это уж точно, — несколько невпопад ответил Самохин обычной своей поговорочкой.

— Хорошо, — Пафнутьев поднялся, приняв наконец решение, — Пусть будет по-твоему. Разбираться будем утром. А сейчас отвезу я тебя на ночевку в одно место. Пошли, — и он, распахнув дверь кабинета, выпустил Самохина в коридор.

Оглянулся и, увидев недописанный протокол, вернул Самохина обратно в кабинет.Подписать надо наши с тобой поиски и находки, — сказал он, придвигая листки к краю стола.

— Ни в коем случае! — ответил тот с вызовом. — Никаких протоколов, никаких подписей. Я устал, плохо себя чувствую, у меня шоковое состояние, меня силой разлучили с младенцем... Ничего подписывать не буду.

Пафнутьев постоял в растерянности, потом медленно сложил протокол пополам и старательно засунул во внутренний карман пиджака. Самохин, увидев блеснувшую рукоять пистолета, усмехнулся.

— Это правильно, — сказал он. — Одобряю.

— Хоть в чем-то мы с тобой сошлись, — проворчал Пафнутьев и, выключив в кабинете свет, запер дверь. Машина с водителем была во дворе, и уже через пять минут он вталкивал Самохина в кабинет Шаланды.

— Принимай пополнение, Шаланда! — весело сказал Пафнутьев. — Его зовут Самохин, Михаил Михайлович. Девочками торгует.

— Я знал, что ты его сюда притащишь, — вздохнул Шаланда, даже не взглянув на Самохина.

— Откуда? — удивился Пафнутьев. — Я сам этого не знал!

— Я так подумал... В чем будет самая большая пакость от Пафнутьева, что он может сделать такого, чтобы испортить мне жизнь? И ответил себе... Он притащит этого алкаша ко мне... И только я так подумал, распахивается дверь, и вваливается хмырь в наручниках... — Шаланда устало развел руками, с укором посмотрел на Пафнутьева. — Хоть позвонил бы... Дал бы время смыться.