Алхимики. Погребенные - Кай Майер

Аура заглянула в хижину: старик так и лежал на полу. Не помня себя, девушка вернулась к повозке и, недолго думая, распрягла лошадь. Животное беспокойно било копытом по высокой траве. Шкура была влажной от пота, из ноздрей шел пар.

Аура в последний раз оглянулась. Ничего не изменилось. В дверном проеме виднелось пятно черной ткани, укрывшей неподвижное тело незнакомца. А что, если она его убила?..

Аура с трудом взобралась на спину лошади: седла не было и поводья слишком длинные. Лошадь казалась старой и уставшей, но когда девушка ударила ее в бока, вдруг встала на дыбы. Едва удержавшись, Аура поскакала к спуску с горы. Вскоре она добралась до заросшей тропы на опушке леса. Кто знает, куда она ведет… «Главное, скорее убраться отсюда и попасть в долину», – пронеслось у нее в голове. Аура помчалась вперед без оглядки, пригибаясь под низкими ветками: прочь отсюда, в долину, в город, к спасению!

Слушая музыку, Джиллиан порой воображал, что видит ноты. Они кружили над ним, будто комариный рой. Танцевали в такт музыке – то быстрее, то медленнее. При этом Джиллиан всякий раз думал: «Ну вот и все: ты окончательно сошел с ума!»

Сейчас ноты, нарисованные его воображением, прыгали и извивались в каком-то диком танце. Театру ужасов «Гран-Гиньоль» можно многое простить: и убогие постановки, и неумелую игру актеров. Но музыка, звучавшая со сцены, была совершенно чудовищна – так же ужасна, как сюжеты пьес.

Джиллиан ждал за кулисами своего выхода на сцену. Он служил здесь статистом – одним из немногих, ведь в «Гран-Гиньоле» даже ведущие артисты не гнушались исполнять второстепенные роли. Театр существовал лишь два с половиной года, но Джиллиан не сомневался, что его основатель Макс Мори скупил подержанный реквизит у всех театров Парижа. Мори отличался непритязательным вкусом и предпочитал не сорить деньгами.

Вот уже почти четыре месяца Джиллиан жил в Париже и третий месяц играл на Монмартре в труппе бульварного театра «Гран-Гиньоль», который одновременно пользовался и дурной славой, и большим успехом. Скажи кто-нибудь Джиллиану до его поспешного бегства из Вены, что он станет актером в парижском театре, он бы не удостоил эти слова даже усмешки. А теперь удивлялся, что никогда прежде – ни в Вене, ни в других городах, где он жил, – ему никто не предлагал играть в театре. Джиллиан, как никто другой, знал о своем обаянии, о том, как он ошеломляет и притягивает людей. На сцене это очень пригодилось.

Джиллиан был не мастер говорить, а уж по-французски и вовсе изъяснялся с трудом, но Мори выпускал его на сцену всего раз-другой за спектакль. И тогда с публикой творилось что-то невероятное… Гул разговоров и смех в зале стихали. Все как один зачарованно смотрели на гермафродита, и неважно, участвовал ли тот в действии, или просто стоял на заднем плане. Мори, поставивший не один спектакль, сразу же заметил поразительную реакцию зрителей. Да, Джиллиан обладал удивительной властью над людьми, включая и самого Мори.

Джиллиан снял комнату недалеко от улицы Шапталь, где и находился театр «Гран-Гиньоль». Хозяином был старый мастер, торговавший искусственными глазами. Старика звали Раймон Пиобб, и он не только сдал Джиллиану пыльную комнатушку в мансарде, но и взял его в помощники. Каждый день до обеда Джиллиан полировал маленькие дутые шарики из белого стекла. А после – мыл бесчисленные кисти, чистил коробки с красками и вклеивал мягкие подушечки в маленькие деревянные футляры, в которых искусственные глаза доставляли клиентам.

Пиобб называл себя мастером кукольных глазок – он унаследовал мастерскую от отца, – но в основном зарабатывал изготовлением искусственных глаз для людей. Для начала старик прочел новому жильцу длинную лекцию об истории своего ремесла и его важности.

– В моем деле, как и в любом другом, бывает сезон и не сезон, – объяснял старик, ловко жонглируя тремя стеклянными глазами: карим, серым и огненно-красным. – С Рождества до середины марта покупают вяло, зато потом, до конца октября, глаза просто нарасхват! Черт его знает почему. Глаза для дам несколько дороже, чем для господ: там работа тоньше. Я вкладываю в них чуть больше блеска и огня. – Пиобб хихикнул и, поперхнувшись, выронил один глаз. Джиллиан ловко подхватил его, прежде чем тот разлетелся вдребезги.

Неплохо, мой мальчик! Ты мне нравишься. Спасибо большое. – Старик снова принялся жонглировать стеклянными глазами. – Так на чем я остановился? Ах да, глаза для дам… Приходит ко мне какая-нибудь дама или господин с безобразной дырой на лице, и первым делом они позируют мне, как модели художнику. Я внимательно рассматриваю здоровый глаз и делаю новый – точь-в-точь такой же. Подлинное искусство, скажу я тебе! Есть у меня одна клиентка, мадам… ну, неважно… Она вот уже пять лет замужем, а муж до сих пор не заметил, что у нее искусственный глаз! И все только благодаря старику Пиоббу, уж поверь мне! – Пиобб опять захихикал, но глаз на сей раз не выронил. – Некоторые клиенты вынимают искусственные глаза на ночь, кладут под подушку или в стакан с водой на туалетном столике. Как правило, это мужчины. Женщины не вынимают их ни днем, ни ночью. А знаешь ли ты, что одним искусственные глаза служат чуть ли не вдвое дольше, чем другим? Все дело в слезах. Кто-то плачет реже, кто-то чаще, а слезы разъедают поверхность, как кислота. Так что плаксы – мои самые любимые клиенты! Они появляются на пороге моей мастерской каждые два-три года – кто чаще, кто реже… Хочу открыть тебе одну тайну, мой мальчик! – Впрочем, едва ли это была такая уж тайна, если старик заговорил о ней в первый же день. Джиллиан тем не менее внимательно слушал. – Большинство моих покупателей вовсе не богачи, а прислуга. Ну кто возьмет в дом одноглазого слугу? Такие люди оказываются на улице без средств к существованию. Но в Париже есть благотворительное общество, которое снабжает бедняков искусственными глазами. Моими глазами, так-то! Они покупают их за полцены, это тоже хорошие деньги. В общей сложности я продаю от двухсот до трехсот глаз в год, и это только беднякам! И еще штук сто – состоятельным людям. Кроме того, есть заказы из-за границы. К счастью, на свете не так много мастеров, которые делают стеклянные глаза. Двое в Лондоне и по одному в Риме и Милане. Все. Так что дела идут хорошо, даже очень хорошо, грех жаловаться.

Именно Пиобб рассказал Джиллиану о театре ужасов «Гран-Гиньоль», одном из самых известных бульварных развлечений города. Люди отовсюду стекались на улицу Шапталь, в четырехэтажное здание с белым фасадом и строгими колоннами у входа. Рядом стояли деревянные афишные тумбы. Вниманию публики предлагались пьесы вроде «Экспериментов доктора Лорда» или «Маркиза де Сада». Характеры героев этих незамысловатых историй были выписаны совершенно топорно. Зато на сцене разыгрывались пытки и убийства, зрителям демонстрировали ванны с кислотой и ошибки хирургов. Последнее – самая популярная и самая омерзительная часть репертуара.

Однажды, в свободное от работы в лавке Пиобба воскресенье, Джиллиан стоял около театра, как вдруг к нему подскочил какой-то человек и смерил взглядом с ног до головы. На лице его тут же отразилось восхищение, так хорошо знакомое Джиллиану. Незнакомец представился: Макс Мори, основатель, руководитель, автор и режиссер многочисленных постановок в театре «Гран-Гиньоль».