Еше раз по поводу мокрого снега - Полина Охалова

и полез вниз, а на одной из последних букв перо зацепилось и сделало дырочку прямо в кривоватом животе буквы В.

Ксения Петровна открыла первую страницу. Записи были коротенькими и не очень содержательными.

12 апреля 1935

«На дворе слякось. Ходили с девками на реку. Там еще ледно. С завала дивья глядеть. Мамка варила гороховицу».

15 апреля 1935.

«Давечь кура наша на задах снисла голыш. В классе миня не вызывали. Учительша жулила братанов Петровых Кузьму и Ваську, они всю перемену дикасили. Базлили с девками в зауке о вчерашнем гостевье у тетки Анны. Я высусала там целу стекляшку квасу. Так забаились, что батя с вицей пришел».

Ксения перелистнула страницы и прочитала одну из последних записей, написанную уже не детским, а девичьим, быстрым небрежным почерком

20 августа 1941

«Три дня дожжило, а нынче вёдро. Мы с Манькой по грибы наладились. Поблудили, упетались, но волнух и гладушек насшибали. Находя о парнях базлили. Она все Саньку своего выхваливала. А по мне так ейный Санька мазуристый парень и трёкало. Мне Гриша Нетреба больше глянется. Он затейный, ловкой и до работы наложливый. А Манька говорит, что жердина и мастолыга, да еще и хохол печенжицкий. А я его все одно больше всех жалею. Он на войну идти хочет, его не берут, а он допирает, хочет в Вологде доткнуться, если тут посупорствуют.

Странный язык, понятный, но в тоже время какой-то нездешний, сказочный, делал эти записи почти столетней давности иноязычными, если не инопланетными. Хотя почему же инопланетными — все знакомо: подружки, родители с вицей, первая любовь, ягоды-грибы. Капля, упавшая на серую страницу амбарной книги, размыла начало последнего слова записи, превратив экзотическое «посупорствуют» в банальное «упорствуют». Денисов осторожно взял дневник из рук Ксении Петровны.

— Я Вам оставлю его на несколько дней, только, пожалуйста, будьте осторожны. Все же это раритет и фамильная ценность.

— Да-да, конечно, — ответила Ксения, продолжая крепко держать тетрадь.

— Я оставлю вам дневник, оставлю, — еще раз повторил Денисов, и Ксения разжала пальцы.

— Давайте договоримся о встрече, нам предстоит долгий и серьезный деловой разговор. Я приглашу на него юриста, с Вашего позволения. А сейчас отдыхайте, я позвоню Вам завтра, надеюсь Вы не против. Нам нужно еще очень большое количество формальностей уладить. Тестамент — это много формальностей.

— Да, да, конечно, — почти механически кивала Ксения Петровна.

Она попрощалась с Галиной, которая несколько раз поинтересовалась, все ли с ней в порядке и несколько минут шепталась в маленькой прихожей с Катей.

Поддерживаемая дочерью, Ксения Петровна вышла на улицу. Было уже темно. С неба опять падал противный мокрый снег.

— Räntä taas, — по-фински сказала Катя. «Слякось», — вспомнилось Ксении выражение из дневника Манефьи. Ксения Петровна покатала на языке имя «Манефья Семикова. Манефья Семикова — моя мама. Как странно. «Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке», — припомнилось ей из Арсения Тарковского. «Как сумасшедший с бритвою в руке»…

Свалившееся ей на голову наследство — миллионы американской сестрички, о которой она ведать не ведала, казались абсолютно нереальными и никакой радости не вызывали. Но почему собственно сестричка неведома — это ведь с ней, наверное, они, заигравшись, заснули в подвале деревянного дома, где, видать, жила их мать Манефья Семикова. Заснули, и их снегом занесло. Они там сидели в подступающей темноте и плакали, а потом услышали лай, и собака начала лапами снег отгребать от двери и лаять до тех пор, пока люди не пришли и не взялись за лопаты. А другая девочка, сестренка, обнимала ее, плачущую, мешала свои слезы с ее, и гладила по голове повторяя «Не плачь, Сенечка, не плачь». И их откопали и вынесли на руках. И женщина в платке плакала горько и большая белая собака лаяла — Мишкой собаку звали.

Шедшая рядом Катя прервала молчание и сказала: «Ну поздравляю, мать! Ты, наверное, уже в списке Форбса.

— Что? — не поняла Ксения.

— Ну ты теперь того — миллионерша. Не жмет?

— Да я пока не верю и не чувствую

— Нет, ты представляешь, мам — мы теперь можем путешествовать, куда захотим. В круиз поехать на крутом лайнере, на какой-нибудь «Алмазной принцессе»! В кругосветное путешествие! Квартиру в Киеве купить — как ты когда-то мечтала»! На Крещатике! Или в Ирпени дачу, как Пастернак! Катерина развеселилась, убыстряя шаги!

— Мам, ну че ты такая грустная — весь мир нам открыт, все в нашей власти, представляешь! Закончишь с грантом, отпразднуем новый, 2019 год, потом твой юбилей и пустимся во все тяжкие!!!! Вот свезло, так свезло, мама!!!

— «если не кончить этой строкой, то ли их в будущем подстерегает», — прозвучало в голове Ксении Петровны.