Дело Галины Брежневой. Бриллианты для принцессы - Евгений Додолев

В день прилета нас, журналистов, встречал в аэропорту один из ветеранов следствия, Владимир Кравченко (Ставропольский край), по совместительству — ангел-хранитель, шеф-хозяйственник, Утрясатель Всех Дел и т.д. По дороге (очень долгой, поскольку — по конспиративным соображениям? — нас попросили лететь в соседнюю республику, с обязательством последующей «доставки» в Ургенч) Владимир Павлович посвятил вновь прибывших в финансовый расклад (гостиница, питание и т.п.). Уже тогда я подумал, что рублевые хлопоты и миллионные изъятия как-то диссонируют. Приехали мы с корабля (авиа) на бал (сдачу ценностей). Один из хранителей денег бывшего партийного босса принес (добровольно) скромную сумму — 200 000 рублей. Деньги деловито упаковали на моих глазах и закрыли в белом сейфе. А со следующего дня я стал свидетелем мелких «бытовых» неудобств. Следователи порой притормаживали работу из-за отсутствия чистых кассет, ссорились (не сильно, конечно) из-за… очереди на пишущую машинку. И т. д. и т. п. Согласен, система координат, когда ежедневно имеешь дело с пяти-шестизначными числами, меняется. Но ведь и там, и здесь те же рубли. Неужели группа не может рассчитывать на то, что жалкий процент из «заработанных» денег используют, скажем, на техобеспечение ее работы?..

— Вот ночи три помаетесь по изъятиям, узнаете, что такое «горячая работа», — мрачновато предсказал Алишер Хусаинов.

Мне хватит одной.

Эта ночь началась, как и все подобные ночи изъятия, в восемь утра. Раздали тяжеленные бронежилеты. («Будут стрелять?» — «А кто их знает?».) Следователи Светлана Московцева и Николай Михальский (оба — с Украины) вооружаются… пишущей машинкой. Всеволод Бобров — видеокамерой. Едем в соседнюю Ташаузскую область (Туркмения). Скорость автоколонны ограничена — 70 километров в час — нельзя отрываться от арьергардного вездехода с автоматчиками. Маршрут известен только полковнику В. Антонову и «важняку» Н. Иванову. По рации время от времени: «Говорит «первый», сейчас — поворот на колхоз Ленина». Вертолет боевой группы прибыл на место чуть раньше.

Репортажных подробностей хватит, пожалуй. Полагаю, что детективных страстей я уже нагнал. Следует объяснить, почему «операции по выемке» затягиваются до глубокой ночи, а иногда не укладываются ни в 24, ни в 48, ни в 72 часа. Например, самоубийца Гаипов не только не выдаст теперь своих столичных покровителей, но и рассредоточил миллионы по доверенным людям. Потом, когда начинается кропотливый поиск, вступает в силу «закон веера». Допустим, передал Гаипов одному из своих фаворитов заветные «дипломаты» с миллионами. Кстати, по многолетней «взяточной» практике установлено: стандартный «дипломат», набитый сторублевками, — один миллион. Чтобы не пересчитывать. И еще одно «кстати» — котировались только пятидесяти- и сторублевки, за обмен пачки трешников или пятерок на крупные купюры платились деньги, 35 трешек эквивалентны одной сотенной.

Доверенное лицо распределяет ценности по знакомым. Те, в свою очередь, по своим точкам. В результате стоящий на определенной ступеньке хранитель не ведает, где в данный момент находятся сокровища, он может лишь показать, кому их передал. И следствие вынуждено добираться до самого низа этой пирамиды. В результате изъятие, которое можно было провести еще, скажем, год назад одним ударом, дробится теперь на хлопотное рассеивание сил. Порой у конечного (на данный момент) укрывателя хранится лишь дюжина золотых гиней, пара жемчужных бус, ассигнаций тысяч на 20–30 и прочая мелочевка. Так что победный визит с извлечением многопудовых чемоданов, набитых купюрами и слитками, — картина гипотетическая. В жизни все сложней, дольше, изнурительнее и жарче.

И еще об одном мифе. Мне приходилось сталкиваться с категоричным мнением, что «рекламировать это дело» не стоит. Народ, мол, не желает, чтобы его «славили на весь мир». Большинство декларирующих такие демагогические выверты просто завязаны так или иначе с мафией и мечтают не только заткнуть поплотнее кляп, но и связать покрепче руки следствию. Ну а тем, кто купился на риторику или искренне заблуждается относительно реакции народа, могу лишь одно посоветовать — пообщаться с этим самым народом. Я видел, как благодарили люди, простые люди, следователей, как целовали им руки, руки избавителей от ярма коррупции. Я слышал, как спрашивали: «Когда же к нам приедете?» Спросите у тружеников, которых средневековыми пытками понуждали к участию в грандиозном парадном обмане «рекордными урожаями», жаждут ли они возвращения старых лозунгов и сохранения лицемерных порядков, когда все, включая печатное слово, имеет меркантильный эквивалент, а жулики одаривают друг друга монументальными вазами с собственным изображением. Спросите у дехкан Каракалпакии, которых фанфарная система заставляла возделывать опийный мак и профессионально производить наркотики, и все во имя того, чтобы зажравшиеся сынки «именитых руководителей» имели возможность развлекаться с заезжими эстрадными дивами. Спросите у жен и детей тысяч и тысяч посаженных «за хлопок» бригадиров, занимавшихся приписками, дабы их сановное руководство могло этими грязными деньгами оплатить услуги виднейшего живописца, запечатлевавшего «новых ханов», как они рассчитывали, для «народных музеев». Спросите у золотодобытчиков Зарафшана, мечтают ли они гнуть спину, чтобы из сработанного ими металла опять лили бюсты современных «отцов народа». Спросите у Бахтияра Абдурахимова (лучшего, кажется, из следователей бригады) — во вред или во благо своего поруганного народа разоблачает он тех, кто мнит, по-прежнему мнит себя его вождями? Я спрашивал. И слышал такие ответы, что.

Однако надеюсь, что все ружья, развешанные в первых абзацах, выстрелили. И еще я очень надеюсь, что не прозвучит тот выстрел, за который наемным убийцам уплачены уже 150 тысяч. Сумма, по этим меркам, ничтожная.

Предстоит партийная конференция. Неожиданно выясняется, что делегатов можно выбрать. Это первые выборы, пока в рамках партии. На самой конференции жесткой критике подвергается академик Абалкин — будущий шеф Госкомиссии по реформе. Забытое слово «дискуссия» обретает свое истинное значение, люди перестают принимать слова на веру. Полным ходом идет реабилитация политических деятелей, репрессированных и запрещенных писателей. Закон о госпредприятии дает свободу трудовым коллективам. Но они уже чувствуют на себе мягкие жесткие объятия аппарата. После выхода закона о кооперации из-под снега вылезают первые кооперативные подснежники. Пресса ликует, рынок ждет насыщения, но не дождется. К концу года предстоит кооперативное похолодание. Имя Гдляна становится известным всей стране. На скамью подсудимых садятся все новые и новые функционеры. Названа и одиозная четверка делегатов XIX партконференции. Судят Чурбанова. Страна следит за развитием Карабахского кризиса. Зарубежное слово «инфляция» становится понятным до боли. Первая забастовка в магазине «Мелодия». Пока это воспринимается как анекдот. Выиграна борьба за безлимитную подписку. В Армении землетрясение. В этот год происходит консолидация правых сил общества. Борьба за миражи социализма начинается статьей в «Советской России»: Нина Андреева не может поступаться принципами. Первые бои правые выигрывают, и это придает сил их лидеру Егору Лигачеву, который становится рупором целого политического направления и символом года.