Дорога на Дамаск - Линда Эванс

— Как было здорово! — воскликнула Кафари, усаживаясь на диван.

— Замечательно! — согласился Саймон, садясь рядом с ней.

Кафари показалось, что он говорит совсем не про ужин, а через несколько мгновений до нее дошло, что она и сама думала о другом. Она не знала, что теперь говорить, и страшно смутилась. Положение спас «Блудный Сын».

— Саймон, — сказал он, заглушив громовым голосом музыку, — беспорядки подавлены. Мэдисонская полиция арестовала сто пятьдесят три человека, которые нанесли ущерб магазинам и жилым домам в десяти кварталах. Предполагают, что зачинщиком был студент по имени Витторио Санторини. Впрочем, излагая свои взгляды перед толпой, он не преступил рамок закона. Сейчас он на свободе, потому что сам не участвовал в погроме. По твоей просьбе я изучил местную информационную сеть, где у Санторини есть своя страница. На ней он выступает за отмену экстренной финансовой помощи фермерам, за усиление мер по защите природы и за материальную поддержку городских жителей. В сети его активно поддерживают триста семнадцать человек, а у его информационного бюллетеня десять тысяч пятьдесят три подписчика. Девяносто восемь процентов из их числа подписались на него за последние три с небольшим недели. Саймон негромко присвистнул:

— Немало за такое короткое время! Этого типа нельзя упускать из вида… Сынок, следи за его дальнейшими действиями, но так, чтобы он ни о чем не догадался!

— Будет исполнено.

— У тебя есть его фотографии?

Вспыхнул домашний информационный экран. Кафари сразу узнала возникшее на нем лицо молодого мужчины лет двадцати. У него были темные волосы и молочно-белая кожа. Его почти небесно-голубые глаза казались бы ангельскими, не вспыхивай в них зловещие огоньки, от которых у Кафари по спине побежали мурашки.

Саймон пристально посмотрел на девушку:

— Это он?

Кафари кивнула:

— Очень странный субъект. Он нес откровенную чушь, но все слушали его, развесив уши.

— Некоторые фанатики умеют гипнотизировать толпу… Ну, хватит на сегодня! Спасибо, Сынок!

— Не за что, — ответил линкор, и экран погас.

Кафари снова задрожала. Секунду поколебавшись в нерешительности, Саймон обнял ее за плечи. Девушка прижалась к нему, наслаждаясь теплом его тела и ощущением полной безопасности, прогонявшим охватившую ее тревогу. Через мгновение она ощутила прикосновение теплых губ к своим волосам. Она подняла лицо и взглянула Саймону прямо в бездонные грустные глаза. Вскоре он уже целовал ее. Сначала нежно, а потом с воодушевлением пробуждающейся страсти. Его ласковые руки гладили ее тело, следуя всем его изгибам. Тепло пальцев Саймона на ее коже разбудило в душе Кафари вулкан. Она застонала и подставила его ласкам груди с напрягшимися сосками. Дрожащими пальцами Саймон стал расстегивать на Кафари рубашку.

Когда она в свою очередь расстегнула рубашку Саймона, то увидела на его груди старые шрамы. Он замер, а Кафари нежно гладила побледневшие следы рваных ран. Некоторое время Саймон молча пожирал Кафари восторженными глазами. Тишину нарушало лишь его прерывистое дыхание.

— Как же ты красива, — наконец прошептал он. — Даже плакать хочется.

Он закрыл глаза, явно стараясь взять себя в руки, и проговорил сквозь сжатые зубы:

— Не здесь. Не хочу, чтобы у нас это произошло, как на диване в общежитии. Для этого ты слишком прекрасна…

Кафари смотрела на Саймона горящими глазами, стараясь проглотить подступивший к горлу комок. Ей еще никогда не говорили таких слов.

— Давай… — начала было она, смутилась и с трудом перевела дух. — Давай найдем другое место.

Саймон пристально взглянул Кафари в глаза.

— Ты действительно этого хочешь? — спросил он дрожащим голосом.

Кафари молча кивнула, опасаясь, что голос выдаст обуревавшие ее чувства.

От улыбки Саймона померкло бы полуденное солнце. Через мгновение Кафари была в его объятиях. Он взял ее на руки, отнес в спальню и опустился на постель рядом с ней. Она наслаждалась, чувствуя его тело рядом с собой, а через несколько томительно длинных мгновений — уже в себе. У нее на глаза навернулись слезы. Она выгнула спину, прижимаясь к Саймону. Сначала она стонала негромко, потом — все сильнее и сильнее. Она хотела его, желала его и понимала, что это желание не покинет ее до самой смерти. Когда все кончилось, Саймон просто обнял девушку и крепко прильнул к ней, словно ища у нее защиты. Она обвила его руками, прижала его голову к груди и не отпускала, пока он не уснул.

Кафари поцеловала темные, слегка влажные от пота волосы Саймона. Что бы ни сулило завтрашнее утро, ее жизнь опять круто изменилась. Однако нынешняя перемена была такой прекрасной, что наслаждавшаяся чувством безмятежного счастья девушка долго не могла уснуть.

II

Саймон нервничал. Он так волновался, что у него даже вспотели ладони, и он вытер их о форменные брюки. Хотя Кафари и уверяла, что свадьба будет — по крайней мере, по масштабам Каламетского каньона — скромной и придут только самые близкие родственники, Саймону казалось, что на лужайку перед домом Валтасара и Марифы Сотерис высыпало население небольшого города, желающее присутствовать при их бракосочетании. Саймон и не подозревал, что породнится с таким количеством народа.

Ветерок шумел листьями деревьев и ерошил Саймону волосы. Солнечный свет стекал по розовым скалам, как золотистый мед, наполняя радостью зеленеющие поля, сады, полные обремененных плодами деревьев, и луга с носившимися наперегонки ягнятами. Саймон полной грудью вдохнул аромат цветов и прочие запахи ликующей природы, но вот появилась Кафари, и все вокруг нее померкло. При ее виде у него захватило дух, а по всему тело разлился жар. Белое платье Кафари ослепительно сверкало на фоне ее золотистой кожи. В косы невесты были вплетены крошечные полевые цветы. На ее груди покоилась нитка жемчуга, выращенного ее родителями. Впрочем, и оно блекло на фоне сияния глаз девушки, увидевшей своего жениха.

Кафари неторопливо шла к Саймону под руку со своим отцом. Саймон с трудом перевел дух. Ему до сих пор не верилось в то, что Кафари согласилась выйти за него замуж. А еще его поражало тепло, с которым его приняла в свое лоно новая семья. Он был совершенно чужим этим людям, не знал их обычаев, и все же они с самого начала отнеслись к нему с таким радушием, что после многих лет одиночества он наконец почувствовал себя дома.

Мать Кафари мокрыми от слез глазами следила за тем, как ее дочь движется между двух рядов стульев к своему жениху. Ива Сотерис-Камара была невысокой стройной женщиной. Лицом она напоминала Елену в последние годы Троянской войны. Ради ее прежней красоты вполне могли сойтись в смертельной схватке тысячи воинов, приплывшие на бесчисленных кораблях. Она только что потеряла двоих сыновей, а также немало двоюродных братьев и сестер, других родственников, соседей и близких друзей. Лицо Ивы несло боль этих утрат, но она высоко держала голову, а ее глаза, любовно наблюдающие за дочерью-невестой, светились радостью. Удручало ее лишь то, что этим зрелищем не могут насладиться те, кто недавно ушел из жизни.