Сад Иеронима Босха - Тим Скоренко

Потому что в этом фильме — истина. Не та правда, которую втемяшивают святоши. Не та, которую можно прочитать в Библии или увидеть в религиозно-пропагандистских программах. В них — та правда, которую вы обязаны знать. А Скорсезе снял фильм о другом, совсем о другом.

Христос был не только Богом. Он был и человеком. И он встретил Марию Магдалину, свою единственную любовь. В неканонических Евангелиях (от Никодима, например) утверждается, что у Магдалины была дочь от Иисуса — темнокожая, её назвали Сарой. После распятия Мария с Сарой уехали, и Сара проповедовала христианство в Африке — в частности, в районе Эфиопии.

Скорсезе несколько утрировал. В фильме Иисус и Мария женятся. У них рождаются дети. Распятию за веру Иисус предпочитает жизнь. Но в конце фильма, когда он, седой старик, лежит на смертном одре, к нему приходит другой старик — Пётр. И говорит ему: «Что ты наделал? Твоя жертва породила бы миф, породила бы религию, дала бы силу нашему движению. А теперь, без тебя, мы всего лишь горстка отщепенцев…» И тогда Иисус спрашивает у Отца, может ли он всё вернуть. Тот отвечает: «Да». Иисус выбирает крест.

Это сильно. Это гораздо сильнее, чем все церковно-пропагандистские фильмы вместе взятые. Это говорит о том, что всегда можно принять верное решение. О том, что Иисус сделал в итоге правильный выбор.

Они не поняли ничего. Они запрещали этот фильм. Они говорили, что он позорит церковь и само имя Христа. Они не поняли, что духовная сила Иисуса, право его выбора в «Последнем искушении» — самое лучшее доказательство, неоновая вывеска Бога, политическая реклама.

Он был человеком. Как и Джереми Л. Смит. Повторяемость истории доказывает только то, что Уна Ралти — это лучший выбор для такого, как Джереми. Шлюха с римских улиц, которая становится святой.

Кроме того, в каком-то смысле она была творением его рук. Он ведь улучшил её. Убрал оспины. Подтянул грудь. Косметическое исцеление. Бог — пластический хирург. Смешно, правда? Простите, пожалуйста, мистер Спаситель, вы не сделаете мне липосакцию? А может быть, коррекцию губ? Что-то мне не нравится в последнее время их форма. Не смейтесь, но к этому всё может прийти.

Предположим, человек нищ, голоден и гол. Мы кормим его сытно, даём сколько угодно еды. Первая проблема — проблема голода — исчезает бесследно. Он начинает ныть, что ему нечего надеть на себя. Мы одеваем человека и обновляем его гардероб. Проблема решена. Наконец, мы устраняем третью проблему, обеспечивая его достойной зарплатой или пособием. И тогда автоматически возникает множество затруднений, которые до сих пор казались ему мелкими и бессмысленными. Точнее, он вовсе не думал, что они могут возникнуть. Конечно, я уже писал об этом, ему перестаёт хватать денег. Ему уже нужен свой собственный автомобиль. «Что это такое, — возмущается он. — У всех есть машины, а у меня нет. Непорядок». Мы дарим ему автомобиль (и это порождает автоматическое недовольство тем, что у всех «Мерседесы», а у него — всего лишь «Тойота»). Потом оказывается, что однокомнатная квартира на окраине его не устраивает. Нужна в центре. И как минимум трёхкомнатная. И это при том, что незадолго до этого он просил подаяния и вообще не мечтал о каком-либо жилье. Мы переселяем его в центр. Как выясняется, этим проблемы не исчерпываются. Теперь человеку нужна хорошая мебель и обязательно джакузи. Как он жил все эти годы без джакузи, он и представить себе не может. Потому что джакузи — это очень важно. Это даже важнее полов с подогревом, которые тоже нужны ему позарез. Кстати, к этому времени давно пора перевести его на руководящую должность и повысить зарплату раза в три-четыре.

И так далее. Амбиции растут с ростом положения. И письма из серии «исправьте мне грудь» уже приходят в огромную канцелярию Джереми Л. Смита.

Но, собственно, я не об этом. Я об Уне Ралти.

Первая их ночь была неудачной. Такой же, как все ночи с обыкновенными шлюхами Джереми. Он командовал ею, как всеми. «Иди в спальню». «Раздевайся». «На колени». Она привыкла к такому обращению в своей прошлой жизни и успела отвыкнуть от него в новой. Но она была готова. Когда позвонил кардинал Спирокки, Уна Ралти знала, на что идёт.

Однако с утра Джереми почувствовал, что ему не хочется отправлять Уну за «сменщицей». Мол, иди, тебе оплатят в бухгалтерии. Ему неожиданно захотелось прижаться к ней, почувствовать утренний запах её волос, её кожи. С ним никогда ещё не случалось ничего подобного.

На самом деле, красота женщины лучше всего видна с утра. Сонное и растрёпанное существо обычно не похоже на ту красавицу, которую вы вечером укладывали в постель. С утра — без макияжа, ненадушенная, непричёсанная — женщина совсем другая. И если вы увидели её такой и подумали о том, как она красива, тогда вы и в самом деле любите её. Она и в самом деле прекрасна. Её красота не нарисована на лице тушью, белилами и румянами. Это её естественная, настоящая красота. Такая, с какой она родилась. Какую вы увидели в ней.

Всё это понял Джереми Л. Смит. Опять же, то, что я расписал столь многословно, пронеслось перед ним в форме мгновенного образа, инстинктивного понимания, и не более того. Но суть от этого не меняется.

Джереми Л. Смит не умел говорить женщинам такие слова, которые они любят слышать. Он умел командовать. Приказывать. Оскорблять. Когда-то, в другой жизни, он умел ещё просить и пресмыкаться, но в Ватикане он от этого отвык. Поэтому он не знал, что сказать Уне. Он просто лежал и смотрел на неё. А когда она проснулась, он закрыл глаза и сделал вид, что спит.

Уна ушла тихо. Она умылась, собрала свою одежду и исчезла. У неё была работа — отчёт для кардинала Спирокки. Первый из множества. Джереми не догадывался об этом. Впрочем, он о многом не догадывался. Например, он никогда не обращал внимания на Терренса О'Лири.

Джереми лежал, смотрел в потолок и пытался думать о том, о чём раньше никогда не думал. Он пытался воспринять женщину не половым органом, а сердцем и разумом. У него не получалось. Слишком неожиданно пришёл этот опыт.

У вас была первая любовь, я уверен. Вы влюбились в девочку с параллели в пятом классе. Она была высокая и красивая, и вы дарили ей всякие мелочи и бросали многозначительные взгляды в надежде на то, что она обо всём догадается и сама сделает первый шаг. Но она не догадывалась. А вы сохли по ней, и ничего не могли ей сказать. Это была ваша первая детская любовь. Потом, позже, когда вам стукнуло семнадцать, вы влюбились снова. Уже «по-взрослому». Она казалась вам совершенством, вы любовались ею издалека, вы нерешительно пригласили её в кино и снова бросали многозначительные взгляды, и она была прекрасна. На неё вы смотрели уже как на женщину, и к вашей любви уже было примешано желание. Как у вас с ней сложилось — я не знаю. Возможно, вы сошлись. А может быть, так и остались порознь.

С тех пор у вас было несколько романов, несколько девушек. Кого-то вы даже любили. С кем-то у вас были близкие отношения, с кем-то вы просто погуляли по улицам. И вдруг вы встретили девушку, которая стала для вас всем. Это третий уровень любви, третья стадия. Когда вы доходите до неё, вы начинаете думать о браке.