Избранница герцога - Элоиза Джеймс

— Твое имя Зверь? — прошептала она, когда он оторвался от ее губ.

— Нет, Леопольд, — понимающе усмехнулся Вильерс.

— Вы — мой британский лев.

Она снова подставила ему пылающие губы.

— Вы для меня настоящий сюрприз, — признался он после завершения нового поцелуя. Откинув назад волосы, он снова перевязал их лентой.

Он снова был герцог для нее, всевластный и снисходительный. Своей привычке к аккуратности он не изменял даже в такие моменты, ее мать была права. И была права Энн, которая сказала, что Вильерс счел бы себя обесчещенным, если бы она сама бросилась ему на шею. Она протянула руку к бокалу, но ликер показался ей теперь излишне, по-детски, сладким. Микстура от кашля, а не ликер.

— А как поживает наш друг Эстли? — спросил Вильерс. — Он, конечно, снова был с нами? Представляю, как вам было приятно целоваться сразу с двумя герцогами.

— Я была уверена, что выйду за него, — ответила Элинор. — Иначе, я не позволила бы...

— Странно, что Эстли предпочел вам свою томную жену, — заметил Вильерс. — Должно быть, это неспроста.

Его комплимент согрел ее.

— Да, — сказала она. — Всему виной завещание его отца.

— Сочувствую вам, — сказал Вильерс. — Полагаю, вы любили Гидеона сильнее, чем я — Бесс. Она была такой хохотушкой! Я полюбил ее за веселость. Но мне хотелось, чтобы она никому не улыбалась, только мне.

— Но у вас это не вышло, — мило улыбнулась Элинор. — Ваша кокотка переметнулась к Элайдже.

— Наверное, ей надо было платить, но я тогда и не подозревал о подобных тонкостях, — признался Вильерс.

— О! — произнесла она.

— Возможно, ему не понадобились и деньги. Он слишком хорош собой, чтобы еще и платить, — с досадой произнес Вильерс.

— Кажется, я недооценивала герцога Бомона, — произнесла Элинор. — Но теперь, когда вы рассказали мне, как он переманил у вас Бесс...

Вильерс расхохотался:

— Вам придется выбирать между мной и сэром Роландом.

— А вам — между двумя герцогскими дочками, мной и Лизетт, — парировала она.

— Вы решили, что я всерьез подумываю о Лизетт?

Она точно знала, что он представлял Лизетт в роли своей жены. Она видела, какими восторженными глазами он смотрел на нее, как будто она была принцессой из волшебной сказки.

— Она весьма изысканна, вы не могли этого не заметить, — сказала Элинор.

Он понял, что попался. Элинор разгадала его вожделенные мысли о Лизетт.

— Я не могу жениться на леди только из-за ее красоты, — признался Вильерс. — Мне нужна разумная мать для моих незаконнорожденных детей. Так уж получилось.

— Но Лизетт обожает детей, — возразила Элинор. — Она столько делает для этих сироток из приюта. Не думаю, что ее смущают ваши внебрачные дети.

— Она не сможет быть им полезной, — сказал Леопольд. — Когда я спросил ее, почему она до сих пор не представлена королеве, она рассмеялась мне в лицо.

— Лизетт славится своим пренебрежением к условностям, но именно этим она вам, кажется, и понравилась?

— Я ценю это качество в квакерах, но не в герцогской особе. Это ненужное заблуждение может сильно мешать в свете, и не только. Лизетт не умеет управлять даже собственным домом.

— Пожалуй, — согласилась Элинор, разыскивая свою шаль. Она могла бы еще порассказать ему о способности Лизетт мгновенно переключаться с одного предмета страсти на другой, но благоразумно промолчала. — О, так ведь она же еще и помолвлена! — вспомнила Элинор, досадуя, что не сказала ему об этом раньше.

— Вы уверены... — начал Вильерс.

— Уверена в чем? — притворилась она удивленной.

— Вы уверены в том, что мы должны рассматривать нашу с вами помолвку как некий шуточный акт и считать себя свободными?

— Конечно, — ответила она, ликуя в душе, что он не расспрашивает больше о Лизетт и ее помолвке. — Завтра я отправлюсь с Роландом на прогулку по окрестностям.

— Итак, он Роланд, хотя приличнее было бы сказать еще и сэр. А кто я?

— Вильерс.

Вильерс одарил ее ледяным взглядом.

— Вы герцог Вильерс, — решила Элинор исправить положение.

— Нет, просто Леопольд, — усмехнулся он.

— Я стану обращаться к вам так лишь в том случае, если мы поженимся. Хотя моя мать предпочитает называть отца его герцогским титулом.

— За что же такая странная привилегия Роланду?

— Роланд — это Роланд, — сказала она, кутаясь в шаль и чувствуя себя усталой.

— А я все-таки Вильерс?

— А Лизетт — это Лизетт, — продолжила она. — Это ее имя просто создано для флирта, оно является обязательным приложением к ее летящим завиткам и прелестным смешкам.

— О! — приподнял он бровь, удивляясь ее описанию. — А ваше прелестное имя, что вы скажете про него? Оно подходит вам?

— Про мое имя и так все известно. Но у моей матери была особая причина назвать меня так.

— Ах, как же я сразу не догадался. В честь Алиеноры, герцогини Аквитанской и королевы Англии.

— В таком случае наша тема исчерпана. — Кутаясь в шаль, она направилась в свою комнату.

Ноул-Хаус, загородная резиденция герцога Гилнера

18 июня1784 года

Вильерс никогда не просыпался рано. Его камердинер знал, что появляться раньше одиннадцати у его двери небезопасно.

Большую часть послеполуденного времени Вильерс проводил за шахматами, а затем отправлялся на поиски развлечений. Визиты наносил, как попало. Игра в шахматы заострила его ум и приучила к тонким комбинациям. Он проводил со своим управляющим какой-то час в неделю, и дела его шли в гору. За несколько последних лет его состояние выросло и стало одним из самых крупных в Англии.

Он заворочался от какого-то стука, казалось бы, в дверь. И вдруг понял, что шум идет от окна. Нет, ливень не может производить такой шум, подумал он. Стекла чуть не раскалывались от грохота. Наверное, это град, подумал он. Подобное бедствие случалось в южной Англии раз в несколько лет.

Услышав новый шквал ударов, он подскочил в постели и, разбросав покрывала, встал. Осмотревшись, нашел таз с водой и окунул в нее лицо. Несколько раз он выныривал и отфыркивался. Наконец подошел к окну, раздвинул тяжелые шторы, ожидая увидеть потоки воды и хмурое небо.

Но снаружи сияло солнце. Вильерс зажмурился, медленно приглаживая волосы, снова открыл глаза. Никакого града. А это означает...

Обмотав полотенцем бедра, он отворил балконную дверь и остановился на площадке, выходившей в сад. Тринадцатилетний мальчик стоял внизу, задрав голову вверх.