Скоро будет буря - Грэм Джойс

– Merde![22]– выругалась Сабина.

Мэтт сложил ладони рупором.

– Что ты там делаешь, Джесс? – спросил он ровным голосом.

Джесси не снизошла до ответа. Она продолжала пристально вглядываться в горизонт поверх их голов, словно бы за чем-то наблюдая. Ее лицо заливал румянец – то ли от напряжения, то ли от гнева.

– Ради бога! – закричала Сабина. – Почему ты так себя ведешь?

– Сабина! – свистящим шепотом одернул ее Джеймс.

– Знаешь, Джесси, там, наверху, кажется, не совсем безопасно, – предприняла попытку Рейчел.

Джесси наклонила голову, чтобы посмотреть на Рейчел.

– В каждой красивой женщине, – произнесла она хриплым голосом, почти не похожим на ее собственный, – есть кишка, набитая добрым килограммом дымящегося дерьма.

Все без исключения уставились на нее. Бет тоже подошла взглянуть, что происходит.

– Иди в дом! – приказала ей Сабина.

– Почему Джесси на крыше? – поинтересовалась Бет.

– Уйди в дом! Уйди в дом! Уйди в дом! – завопила Сабина.

В ее исказившемся лице проступило нечто странное, почти демоническое. Бет скрылась в доме.

Доминика прошла в сарай, пробормотав что-то насчет лестницы, которую надо принести.

– Милая, можно мне с тобой поговорить? – спросил снизу Джеймс. – Могу я поговорить с тобой?

– Мы все умираем, так или иначе, – выкрикнула Джесси. – Вы начинаете умирать с той минуты, как рождаетесь. Все живое разрушается. Гниет. Разлагается. Везде вонючие трупы. – Она сковырнула носком черепичную плитку, и та соскользнула с крыши. Им пришлось отскочить в сторону, когда она разлетелась вдребезги. – Все, что вы едите. Все, чего вы касаетесь. Если вы занимаетесь сексом, вы занимаетесь этим с умирающим.

– Хотела бы я знать, – хрипло произнесла Сабина, понизив голос, – кто набил ей голову такими мерзостями.

Сабина с трудом пыталась сохранять спокойствие. Она понимала, что Джеймс совершенно прав. Раньше им уже неоднократно доводилось попадать в подобные положения, и они успели понять, что негодовать и возмущаться не имеет смысла: накал страстей приводил к повышению температуры, а когда температура повышалась, Джесси захлестывали хаотические эмоции. Порой она теряла сознание. А если она лишится чувств сейчас, то может упасть с крыши.

– Вся земля, – продолжала вещать Джесси, – навоз. Это значит – дерьмо и мертвечина. И все, что на земле произрастает, на самом деле кормится мертвечиной или дерьмом умирающих существ…

– Прекрати это, – твердо распорядилась Рейчел. – Прекрати сейчас же.

– Вы не можете это прекратить, – объявила Джесси. – А внутри каждого человека…

Внезапно флюгер немного отклонился в сторону. Джесси воззрилась на флюгер с таким видом, как будто ей только что открылось знамение свыше.

– Он поворачивается! – произнесла она. – Это означает, что меняется погода.

Вернулась Доминика с лестницей. Крисси помогла ей приставить лестницу к крыше. Мэтт предложил, чтобы именно он поднялся наверх, но Крисси его остановила.

– Джесси, могу я подняться к тебе? Можно мне подняться и поговорить?

– Нет.

– Только мы, девочка. Я и ты. Девичий разговор. Ты же знаешь, девочкам иногда необходимо посекретничать.

Джесси обдумала предложение.

– Ты можешь подняться. И Рейчел. Но больше никого. И еще одно условие.

– Какое?

– Вам придется раздеться.

Доминика, Сабина, Джеймс и Мэтт сидели на кухне и пили кофе. Бет тоже присутствовала за столом, всем своим видом демонстрируя важность привилегии, которую ей предоставили, разрешив присоединиться к взрослым по случаю чрезвычайных обстоятельств. Уткнувшись взглядом в свою чашку, Джеймс погрузился в размышления. Сабина потратила некоторое время, чтобы пространно объяснить Доминике на французском языке неприглядные особенности натуры Джесси, ее капризный, изменчивый нрав, ее склонность к шокирующим выходкам. Прихлебывая кофе, Доминика сочувственно кивала головой. Остальные сидели молча.

Доминика пришла к заключению: если Джесси вела себя подобным образом и раньше, тогда вряд ли это можно считать кризисом.

– Alors, c'est normal[23].

Сабина согласилась:

– Oui, c'est normal[24].

– Да уж, – посмеиваясь, произнес Мэтт. – Три особы женского пола в чем мать родила восседают на крыше нашего gоte[25]. Что может быть нормальнее?

– Ты считаешь это забавным? – резко бросил Джеймс.

– По правде сказать, да. Очень забавным. Действительно очень забавно.

– Может быть, тебе удастся объяснить, что тут веселого, тем из нас, кто не наделен твоим исключительным чувством юмора.

– Я постараюсь. – Мэтт начал входить во вкус. – Сабина, переводи, пожалуйста. Мне не хочется, чтобы Доминика подумала, будто у нас какая-то перепалка, а не просто обсуждение. Я нахожу это забавным потому, что ты, Джеймс, из кожи вон лезешь в погоне за совершенством. Ничего страшного в этом нет, очень многие ведут себя подобным образом. – (Сабина обеспечивала синхронный перевод.) – Но только у тебя есть эта твоя дочь. Храни ее Господь, я так к ней привязан! Она незаурядна. Воистину потрясающий ребенок. Мне бы хотелось, чтобы она была моей дочерью. Но она не совершенна. И это создает тебе гораздо больше проблем, чем кому-нибудь другому. Ты надеялся, что этот отпуск сведется к прекрасным винам, изысканной еде и утонченной беседе в кругу веселых прожигателей жизни. Но вместо этого чего мы дождались? Три женщины сидят голышом на крыше и толкуют про трупы… если я правильно понимаю.

– Прекрасно, – перебил его Джеймс. – Сабина и я счастливы услышать, что наша семейная беда способна тебя повеселить.

Сабина не переводила слова мужа, а Мэтт сказал:

– Не втягивай в это дело Сабину. Я говорю о тебе.

– Выходит, я один умудряюсь поднять тебе настроение? Что ж, не стесняйся, можешь и дальше надо мной потешаться. Мне бы не хотелось как-нибудь ненароком испортить тебе веселье.

– Это не я смеюсь над тобой, Джеймс. Это – жизнь. Жизнь смеется над тобой.

Джеймс устремил на Мэтта злобный взгляд.

Доминика заставила его отвести взгляд от приятеля, вмешавшись в разговор и с трудом подбирая английские слова: