Код Золотой книги - Юрий Козловский

Он еще что-то говорил, но я уже не слушал, убедившись, что все мои попытки пробить его толстую кожу обречены на неудачу.

С Катей я до сих пор ни разу не заговаривал на эту тему. Почему-то мне казалось, стоит начать – и я спугну что-то невидимое, но очень важное, что возникло между нами. Но за время нашей последней разлуки, затянувшейся на пять лет, я твердо решил: надо все менять! Я согласен, что моя жизнь без остатка принадлежит Службе, которой я обязан всем, но свои личные дела я хотел бы решать сам.

И вот я шел рядом с ней и не мог налюбоваться на лицо, которое все эти годы снилось мне чуть ли не каждую ночь. И наконец решился. Оглянувшись по сторонам, будто нас мог кто-то услышать, я спросил, словно неопытный мальчишка едва сдерживая внутреннюю дрожь:

– Катя, скажи, ты ни разу не задумывалась, во что должны вылиться наши отношения? – Спросил и сам сразу понял, что сморозил какую-то глупость.

Она остановилась, внимательно посмотрела на меня, но не произнесла ни слова, ожидая продолжения.

– Я имею в виду… как бы лучше сказать… в общем, ты хотела бы быть со мной всегда? Ну, постоянно, как это делают все нормальные люди, которые любят друг друга?

Я не ожидал, что мои слова вызовут такую реакцию. Катя отшатнулась от меня, прижалась лицом к стволу огромного дуба, около которого мы стояли, и плечи ее затряслись от беззвучных рыданий.

– Что с тобой? – Я чуть ли не силой оторвал ее от дерева и стал целовать мокрое от слез лицо. – Что случилось, Катя?

– Какой же ты тугодум! – произнесла она, преодолев рыдания, но все еще всхлипывая.

– Почему? – удивился я. Наверное, мне никогда не понять женскую логику.

– Он еще спрашивает! Сколько лет тебе понадобилось, чтобы задать этот вопрос? И сколько еще пройдет, пока ты созреешь до следующего? – Катя прижалась ко мне, как только что прижималась к дубу.

– Так, значит, ты не против? – спросил я, обняв ее за плечи.

Но Катя неожиданно отстранилась от меня, заглянула мне в глаза своими колдовскими зелеными глазами и удивленно спросила:

– Ты на самом деле ни о чем не догадываешься?

– О чем? – Я ничего не понимал.

– Господи! Ну что же с тобой делать? И правда тугодум! – снова поддела меня Катя. – Конечно же, о нас! Сам ведь только что спросил, почему мы не можем быть все время вместе!

– Катя, хватит говорить загадками! – возмутился я. – Или объясни, или оставим этот разговор.

Я отвернулся от нее, сделав вид, что серьезно надулся.

– Ладно, прости. – Она печально улыбнулась. – Я забыла, что у вас все немножко по-другому…

– Где это – у вас? – снова не понял я.

– Знаешь что, – предложила Катя, – чтобы до тебя быстрее дошло, давай прогуляемся за территорию. Только не спрашивай зачем.

– Давай! – согласился я, и мы отправились в обход озера к границе территории Центра.

Я давно перестал воспринимать существование Центра как чудо. Таких чудес в Службе было достаточно. Но вместо того чтобы дать им научное объяснение, командир предложил просто принимать их на веру. Это физика двадцать пятого века или, наоборот, далекого прошлого, объяснил он, и чтобы въехать в нее, нам не хватит всей нашей долгой жизни. Не обижайтесь, говорил он, но это примерно то же самое, что обучать папуаса из джунглей квантовой механике. Центр, по его словам, представлял собой какую-то временную складку, созданную специалистами Службы по древним, так сказать, технологиям. Этакий чертовски сложный конгломерат переплетенного пространства и времени, в котором могут одновременно находиться, не встречаясь друг с другом, сотни сотрудников Службы. Где один и тот же объем могут занимать несколько разных помещений, обитатели которых не будут даже подозревать об этом. Вроде того, что если одно из помещений хотя бы на несколько секунд опережает во времени другое, они не существуют друг для друга.

Центр выстроен рядом с нашим миром, не пересекаясь с ним. А формула проникновения… Это тоже очень сложно и в то же время просто. В начале было слово… Вы представить не можете, какую силу может иметь произнесенное Слово… Предки понимали его силу и даже упомянули про это в Священном Писании.

Граница была совершенно невидима. Но никто не может преодолеть ее снаружи, не зная формулы перехода – выученных наизусть нескольких слов на древнем языке. Без этого непосвященный мог сколько угодно бродить по одичавшему парку и развалинам старого генеральского дворца, не подозревая о том, что это же пространство занято территорией Центра.

Мы подошли к тому месту, где я вместе с таинственным двойником Вити Слободенюка, агента Службы из Харькова, на днях пересек границу. Вон, даже следы от колесных дисков сохранились, будто кто-то прошелся по земле плугом…

…Катя исчезла совершенно неожиданно. Только что она держала меня под локоть, а теперь осталось лишь ощущение ее руки да слегка примятый рукав рубашки. Первой моей мыслью было, что она подшутила надо мной и осталась за невидимой чертой, на территории Центра. Обидевшись, я прошептал формулу перехода и бросился назад. В глазах на миг потемнело, как всегда при переходе границы с внешней стороны. Но, к моему удивлению, Кати здесь не было. И ни одного укрытия, где она могла бы спрятаться. А уйти далеко за такое короткое время она никак не могла – слишком быстро я вернулся. Я метнулся назад, за территорию, осмотрел все вокруг, пробежался по лесу и, не найдя Кати, вынужден был вернуться обратно.

Она появилась через несколько минут, раскрасневшаяся и замерзшая. В ее босоножки забился снег, а в руке она держала огромный снежок…

– Что это? – опешил я.

– Разве не видишь? – засмеялась Катя, но веселья в ее глазах я почему-то не заметил.

Она подошла ко мне и неожиданно нахлобучила снежок мне на голову. Снег оказался самым настоящим, холодным и колючим.

– Сейчас хоть понял?

– Где ты была? – вырвалось у меня.

Где в начале августа в Подмосковье можно раздобыть натурального снега на такой великолепный снежок? Да еще набрать его в босоножки?

– Тут, рядышком. – Катя, не скрывая улыбки, смотрела, как я оторопело рассматриваю снятые с головы остатки снега, быстро таявшие на моей ладони. – Ну что, догадался?

И тут до меня наконец дошло. Догадка оказалась настолько невероятной и ошеломляющей, что я долго не мог произнести ни слова. А когда справился с собой, спросил совсем не то, что нужно.

– В каком году ты родилась? – прошептал я еле слышно.

– Вижу, что понял! – С Катиного лица сползла улыбка.

– Катя, я задал вопрос. – Я упрямо решил идти до конца.

– Хорошо! – сказала она. – Но ты сначала скажешь, какой у вас сейчас год.

Ответ готов был сорваться с моего языка, но тут я вспомнил о категорическом запрете командира называть в Санатории какие-либо даты и запнулся.