Дело бога Плутоса - АНОНИМYС

трапезу, они решили прогуляться по набережной. Правда, Ковальский неожиданно заявил, что у него есть какие-то срочные дела, и он вынужден покинуть приятную компанию.

– Куда это он пошел? – полюбопытствовал помощник, провожая взглядом незадачливого пана Марека.

Нестор Васильевич только плечами пожал.

– В казино, разумеется, куда еще он мог тут пойти, не в оперу же, в самом деле.

– А откуда деньги, – удивился китаец, – он же все проиграл!

Действительный статский советник заметил, что Ганцзалину в его возрасте нельзя быть таким легковерным. Это им Ковальский сказал, что все проиграл, а на самом деле вполне мог припрятать со вчерашнего дня пару-другую пляков: вполне достаточно, чтобы сделать несколько ставок в казино.

– Опять впадет в буйство, – обеспокоился помощник, – снова надо будет его вытаскивать из участка.

– Не впадет, – отвечал Загорский, окидывая рассеянным взглядом террасу, полную гуляющей публики, и сияющий синевой горизонт. – Для этого ему надо выпить как следует, а вот на выпивку у него денег точно нет. Это во-первых. Во-вторых, даже если он и попадет в неприятности это, как ни печально, уже не наше дело: мы от него добились всего, что нам было потребно.

Тут за спиной у него раздался решительный девичий голос:

– Господа… Господа!

Они обернулись. Саженях в пяти от них стояла совсем юная барышня в светло-голубой юбке и таком же жакете. Ее хорошенькую русую головку венчала шляпка с серой лентой, светло-голубые глаза смотрели просительно.

– Нынче какой-то парад женского сословия, – негромко проворчал Ганцзалин. – Нас просто взяли в осаду.

– Пожалуй, – согласился Нестор Васильевич, с интересом оглядывая барышню. – Скажи, а разве мне нравятся кудрявые женщины?

Помощник отвечал, что хозяину нравятся все и всякие женщины, исключая разве что совершенно лысых.

– Не знал этого за собой, – удивился Загорский.

– Век живи, век учись, – заметил китаец.

Но хозяин его уже не слушал, он подошел к барышне и учтиво осведомился, чем он может ей помочь. Оказалось, что мадемуазель Женевьев действительно очень нужна была помощь. Ее дед – инвалид, он передвигается в коляске. Он очень любит сидеть на берегу моря, но здесь трудный съезд, есть ступени и нужна чьи-то сильные руки, чтобы помочь ему спуститься к береговой линии.

С этими словами барышня обернулась назад и помахала рукой. Сидевший в некотором отдалении на кресле-каталке чрезвычайно пожилой господин в шляпе-канотье с седыми, как снег, чуть вислыми усами, с трудом поднял вверх подагрическую руку – очевидно, в знак приветствия.

– Простите, что обременяю вас такой странной просьбой, – продолжала Женевьев, – вас ведь двое и вам, наверное, не так трудно будет спустить кресло вниз, к морю.

– Совершенно нетрудно, – действительный статский советник был сама любезность. – Для этого даже не понадобится два человека. Мой помощник Ганцзалин очень силен и способен сам снести вашего родственника к морю без всякой моей помощи.

И Нестор Васильевич устремил на китайца выразительный взор. Тот недовольно крякнул, однако безропотно впрягся в кресло и повез его вниз, к пресловутым ступеням.

– Человечество совершенно не думает об инвалидах, – заметила барышня, устремляясь следом за Ганцзалином.

– Человечество вообще ни о чем не думает, это не в его правилах, – отвечал Загорский. – Между прочим, я вас узнал.

Она взглянула на него с удивлением и даже чуть замедлила шаг: что значит – он узнал? Она совершенно уверена, что они незнакомы. Действительный статский советник, однако, был уверен в обратном. Пару дней назад на берегу моря устраивали стрельбы по беззащитным голубям. И она тогда подошла и дала пощечину стрелку.

Мадемуазель Женевьев вспыхнула.

– Вы меня осуждаете?

– Ничуть не бывало, – спокойно отвечал Загорский, – напротив, рукоплещу от всего сердца. Люди слишком жестоки к братьям нашим меньшим, причем часто жестоки без всякого повода. В конце концов, можно понять, когда человек охотится для пропитания – но из чистой забавы?

– Постойте! – перебила она его и, запрокинув голову, смотрела теперь снизу вверх, и он заметил, что у нее курносый нос и на носу – веснушки, как это бывает у детей. – Я, кажется, вспомнила. Когда я дала пощечину этому негодяю, он хотел ударить меня в ответ. Но кто-то перехватил его руку. Я не уверена… но мне кажется, что это были вы.

Загорский согласился: это и в самом деле был он. Девушка посмотрела на него с каким-то новым интересом.

– Я должна вас поблагодарить. Не знаю, что со мной стало бы, если бы этот мерзавец на самом деле пустил в ход кулаки.

– Не стоит благодарности, – рассеянно отвечал Нестор Васильевич, поглядывая вперед, где его помощник, кряхтя, перетаскивал через ступени кресло вместе с его хозяином и ставил его на песок.

Барышня глянула в ту же сторону и ахнула: боже мой, как это ему удалось? Она подбежала к Ганцзалину, стала извиняться, что заставила его тащить на себе такой непомерный груз. Тот лишь рукой махнул – ничего, ему не трудно.

– О, вы настоящий Геркулес! – сказала она с восхищением.

Помощник Загорского заулыбался во все зубы: похвала столь юной и очаровательной особы была ему приятна. Загорский хмыкнул – похоже, Ганцзалин собирается отбить у него девушку. И действительно, барышня уже вела китайца в сторону моря, пока действительный статский советник и дедушка Женевьев, забытые, провожали их взглядом.

Загорский еще услышал, как Женевьев, удаляясь, спросила у Ганцзалина:

– Скажите, а это правда, что китайцы тоже едят лягушек и улиток?

– Это поклеп, – важно отвечал помощник. – Лягушек едят французы, а китайцы едят все, что движется, стоит, падает или лежит.

Она засмеялась, и они продолжили свой путь вдоль береговой линии.

– Позвольте представиться – Бланше́, Фабри́с Бланше, – сидевший в кресле старик внезапно вышел из оцепенения и взирал теперь на Загорского снизу вверх. Голос у него был негромкий и скрипучий, как у насаженного на булавку жука.

Нестор Васильевич в свою очередь представился почтенному старцу.

– Кажется, именно вас, господин Загорский, должен я благодарить за мою транспортировку, – продолжал тот. – Этот желтолицый мсье – ваш слуга?

– Мой помощник, – отвечал Загорский. – Его зовут Ганцзалин.

Старик кивнул, не без труда снял с себя шляпу и подставил лучам солнца совершенно лысую голову. С минуту они оба молча разглядывали водную синеву, на самом горизонте смыкающуюся с летней голубизной небес.

– Райское местечко, – все тем же тараканьим голосом выговорил мсье Бланше. – Вы игрок?

Нестор Васильевич, кажется, совершенно не удивился столь внезапному повороту мысли.

– Пожалуй, что да, – отвечал он, подумав самую малость, – однако, судя по всему, недостаточно азартный. Настоящий игрок, имей он хотя бы пять франков, не любовался бы сейчас пейзажными красотами, а сидел бы в казино.

Мсье Бланше хрипло засмеялся. С минуту он молча