Последняя тайна Храма - Пол Сассман

Старик простоял так несколько минут, затем, испугавшись, что его заметят, спрятался за большой камень и, закутавшись в хлопчатый платок, стал поджидать, что произойдет дальше. Спустя некоторое время он услышал громкую ругань, после чего молодой человек вышел из здания и помочился рядом со стеной.

Пастух простоял так всю ночь, прислушиваясь и приглядываясь к тому, что делали мужчины в заброшенном блокпосте. Незадолго перед рассветом, в самое промозглое время суток, свет погас и таинственные пришельцы покинули дом, испарившись в ночной мгле. Пастух досчитал до пятидесяти и последовал за ними, огибая раскиданные тут и там валуны, пока не увидел за выступом скалы, как большой вертолет вздымается в воздух. Провисев несколько секунд в густом облаке пыли, геликоптер устремился на восток, разрезая сереющую от первых лучей солнца даль.

С тех пор загадочные пришельцы регулярно наведывались в Богом забытый край: иногда раз или дважды в неделю, иногда раз в несколько месяцев. Прибывали они всегда в одно и то же время – посреди ночи, а улетали с первым проблеском дня, словно боясь солнечного света. Старик рассказал об этом другим бедуинам, однако они лишь подняли его на смех, сказав, что мозг его расплавился от жары и ему привиделся мираж. Впрочем, в глубине души он даже был рад, что ему не поверили. Только он стал свидетелем невиданных доселе событий.

– Однажды ты станешь участником великих дел, которые перевернут мир, – сказала ему как-то давным-давно, в глубоком детстве, бабушка, еще до того, как пришли йехудеи и началась война.

Сидя на корточках за скалой, всматриваясь в загадочное мерцание светильника и прислушиваясь к мужским голосам, старый пастух не сомневался, что она имела в виду именно эти моменты. Он был счастлив, что жизнь чудом связала его с чем-то более значимым, чем выпас костлявых коз в пустыне.

Иерусалим

Они идут вместе впереди процессии, взявшись за руки, а в свободной руке держа по зажженной свечке. Народу очень много, и столь же много свечек, прыгающих мириадами огоньков посреди ночного города. Ее длинные каштановые волосы стянуты в пучок, под легким весенним платьем проступают контуры стройного юного тела. Он выше и шире ее, с грубым шершавым лицом, словно вытесанным из дерева; шагает вслед за ней, как медведь за газелью. Не отрывая взгляда от ее грациозной фигуры, он то и дело покачивает головой, сомневаясь, уж не мираж ли это. Она словно читает его мысли и смеется: «Это мне повезло, Ари-Яри. Скоро я стану самой счастливой женой на свете!»

На площади процессия останавливается, и люди выстраиваются перед наскоро сделанной сценой, где под стягом с изображением символа мира выступают ораторы. Они держатся за руки, слушают, хлопая и крича что-то одобряющее, и все время смотрят друг на друга глазами, полными любви и надежды.

Через некоторое время он уходит, сказав, что хочет купить какого-нибудь питья. На самом деле он бежит в цветочную лавку, открытую допоздна, где покупает белую лилию – ее любимый цветок. Счастливый от мысли, что сейчас преподнесет ей сюрприз, он торопится назад и, не дойдя до площади, слышит взрыв. Сначала он не может разобрать, где произошел теракт, но вот впереди виден дым, и ему все ясно. Он ускоряет шаг, затем начинает бежать, а через несколько секунд уже мчится к сцене.

На площади валяются десятки тел и оторванных конечностей, люди кричат от боли и ужаса. Стоя по щиколотку в крови, он, спотыкаясь, мечется вокруг, с замиранием сердца выкрикивая ее имя, еще больше боясь. Она лежит под покореженным кипарисом, почти нагая. Подле – ее оторванные ноги.

– Любимая моя, – шепчет он дрожащими губами, беря ее окровавленное тело на руки. – Моя любимая прекрасная Галя.

Ему удается поднять ее руку и перекинуть себе за шею, а затем наклонить голову к ее лицу. Она целует его и говорит на ухо, так тихо, что только он может услышать эти последние слова, которые останутся с ним навсегда. И, откинув назад голову, умирает у него на руках.

Обезумев от налетевшего внезапно чувства полной потерянности и беспросветного одиночества, он глядит на ее изорванное тело, сжимая в руке лилию с побагровевшими лепестками. Воздух дрожит от воя сирен выныривающих из ночного хаоса машин.

– Арие!

Повсюду вопль сирен.

– Арие!

Ослепительные вспышки мигалок, крики, топот.

– Бен-Рой, ты что там делаешь, идиот?!

Арие Бен-Рой вздрогнул, ударившись головой о стекло машины и разлив остатки водки из фляжки на джинсы. Вокруг неистово ревели сирены, а в наушниках кто-то вопил надрывающимся голосом:

– Давай же, твою мать, вылезай!

Секунду он приходил в себя, стараясь быстрее вернуться из прошлого в суровое настоящее. Протрезвев, Арие распахнул «бардачок», схватил пистолет и, озираясь, выбрался на улицу, где, пронзительно визжа шинами на повороте, пытался улизнуть от преследования черный «мерседес».

Засаду готовили больше месяца, даже приблизительно не зная даты – информатор только намекнул, что товар доставят ночью в район Львиных ворот. Прикидываясь бродягами, мусорщиками, туристами, любовниками, полицейские терпеливо караулили по ночам, как охотники, поджидающие жертву. Три ночи подряд сидел Бен-Рой в припаркованной на дороге к воротам машине, кося под арабского таксиста и прихлебывая спиртное из фляжки. И вот, когда жертва была готова прыгнуть в капкан, он заснул.

– Проклятие! – костерил себя Бен-Рой, взбираясь вверх по холму вслед за мечущейся в агонии машиной, запертой со всех сторон полицейскими автомобилями со сверкающими огнями. Он сбросил с головы куфию и рванулся что было сил вперед.

– Стреляй по шинам! – хрипло скомандовал голос в наушниках.

Бен-Рой уперся локтями в колени и навел пистолет. Руки дрожали от водки, и, пока он смог совладать с ними, прозвучали три выстрела – один со стены над воротами и два – со стороны кладбища, где прятался наряд полицейских. «Мерседес» беспомощно ударился передом о стену. Спустя мгновение из дверей машины высунулись трое палестинцев, поднимая вверх руки.

– Удрубу ааль ард! Сакро айюнк![32]– приказал по-арабски голос в громкоговорителе.

Вылезшие из машины люди послушно опустились сначала на колени, а затем на живот. Из кустов выскочили десятка два полицейских и, скрутив арабам руки за спиной и нацепив наручники, стали их обыскивать.

– Отлично, мы их взяли, – зашипело в наушниках. – Молодцы, ребята.

Отдышавшись, Бен-Рой сунул пистолет в кобуру и побрел к подстреленному «мерседесу», теребя пальцами миниатюрную серебряную менору, висевшую на шее.

– Спасибо, что не ушел, – бросил ему жилистый мужчина, державший мертвой хваткой одного из задержанных.

– Связь ни к черту, – проворчал Бен-Рой, вытаскивая наушник. – Ничего не слышно.