Элла - Ури Геллер

Они перекроили статью Гунтарсона. Хуже, чем перекроили. Из того текста, который он представил на рассмотрение после полуночи во вторник, больше половины было вырезано, и переписано для воскресного номера.

Ему не привыкать к переделкам. Он никогда не жаловался, если то тут, то там заменяли случайное слово: в конце концов, должны же младшие редакторы каким-то образом оправдывать свое существование. Но в этот раз они даже тему поменяли! Гунтарсон писал о мышлении Эллы. О стесненном, закрытом характере, сформированном экстрасенсорными силами. Он вышел за пределы парапсихологии, и вторгся в область настоящей психологии.

А «Пост» были нужны только странности.

Фотографии-то они использовали — около дюжины фотографий, сделанных Джоуи; одна из них заполнила собой всю первую страницу. Элла висела в воздухе над креслом, подтянув к груди колени, лежа на боку, как младенец в утробе. Она была повернута лицом к камере, с закрытыми глазами, а рот и нос занавешивали пряди ее длинных волос. Каждый волосок точно в фокусе, так что было ясно, что в воздухе ее ничто не поддерживает.

Заголовок вопрошал: «ВЫ МОЖЕТЕ ПОВЕРИТЬ СВОИМ ГЛАЗАМ?»

Помимо этого в «шапке» было напечатано только следующее: «Это Элла Уоллис. Четырнадцатилетняя британская школьница. Как вы можете видеть на этих эксклюзивных фотографиях (собственность «Пост»), она умеет левитировать. На страницах 8 и 9 вы найдете эту невероятную историю целиком».

Внутренний двойной разворот содержал другую большую фотографию, на которой Элла немыслимым образом повернулась так, что волосы её вертикально свисали почти до самого пола.

Монтаж из меньших по размеру снимков представлял всю последовательность съемки, с того момента, когда Элла начала подниматься над креслом, до того, как улеглась на пол, прижавшись щекой к ноге Гунтарсона.

Да, сюжет из картинок был ясен. Он признавал это. Но где глубина? Где анализ? Где уравновешенное, объективное рассмотрение проблемы, которому он посвятил десять часов труда, прежде чем доверить результат модему?! Вместо этого какой-то словоблуд — младший редактор, какой-то жалкий писака, в жизни не видевший Эллу, отбарабанил с пылу с жару кучу сенсационной чепухи, и сдал ее в набор под видом «мирового эксклюзива»!

Больше всего его бесило то, что он вообще стал писать эту статью. Надо было с самого начала забрать Эллу себе. А теперь она уже проскользнула в пасть «Пост Коммюникейшнз», и от Питера ждали, что он поможет им ее проглотить. Направляясь к дому 66 по Нельсон-роуд, он вез с собой мобильный телефон, готовый контракт, и чековую книжку с широким кредитом.

Для того, чтобы понять, что ее жизнь переменилась, Элле не надо было раскрывать «Пост». Не надо было даже выходить из комнаты, или выглядывать в окно. Она чувствовала себя так, словно оказалась в середине жужжащего улья. Как будто город гудел тысячами гулких голосов, когда люди собирались в кучки, чтобы поговорить о ней. Это был не настоящий звук: шаги матери, и включенное радио в комнате брата оставались единственными шумами в доме. Это была вибрация, низкочастотная дрожь в самих кирпичах и камне. Элла поежилась.

Зазвонили в дверь. Гул к этому времени набрал силу. Это не мог быть отец — у него свои ключи. Сидя на кровати, и скользя щеткой по волосам, Элла закрыла глаза. Перед ней вращались, накладываясь друг на друга, диски света, сияющие за прикрытыми веками. Когда она открыла глаза, огни исчезли.

Элла вспомнила, как диски сливались в одно световое пятно, такое яркое, что она испугалась, как бы свет, бьющий из-под двери, не разбудил мать. Но куда он делся потом, и как она снова уснула — этого Элла не помнила.

Как и того, почему эти огни так важны для нее.

Джульетта заглянула в комнату. Веки и уголки ее глаз покраснели. На щеках выступила сеточка сосудов.

— Там, на улице, полно людей. У некоторых камеры. Думаю, они с телевидения.

Дверной звонок снова задребезжал.

— Я не хочу ни с кем разговаривать, — в тревоге сказала Элла.

— Это не тебе решать, мы должны спросить папу. Но там их так много!

— Мы же обещали! Мы не станем разговаривать ни с кем. Только с Питером.

— Ну, не знаю… Это просто ужас, что о нас подумают?! Мне пришлось снять трубку с рычага. Не пойму, что в тебе такого, что все эти люди хотят тебя увидеть?

— Я не собираюсь ни с кем встречаться! — крикнула Элла ей вслед.

Беззвучный гул стал теперь так силен, что у Эллы челюсти свело. Ей нужна помощь. Питер говорил, что они теперь друзья. Где же он?

Ее вдруг охватило ощущение большой скорости. Встречный ветер, бьющий в лицо, и вцепляющийся в руки. Ревущий внизу мотор. Холодный, пахнущий бензином воздух в ноздрях. Она почувствовала Питера Гунтарсона так же ясно, как будто коснулась его. Он спешил к ней на помощь.

Элла с удвоенной энергией стала расчесывать волосы.

Когда Гунтарсон добрался до Нельсон-роуд, ему пришлось столкнуться с первым из последствий «мирового эксклюзива» газеты «Пост». Номер 66 перестал быть ничем не примечательным домом: ни один другой дом на улице не мог похвастаться нацеленными на окна камерами, взбирающимися на ступеньки и стену палисадника любопытными машинами, припаркованными у тротуара в два ряда. По дороге к дому проехать было невозможно. Гунтарсону пришлось пристроить свой мотоцикл на соседней улочке, и идти от угла пешком, возвышаясь, как башня, в своих неподражаемых «Дайнезе».

Порой он представлял себе, что он — чемпион Гран-при, идущий к своей полупозиции на старте — и по его затянутым в кожу конечностям и внутренностям пробегал жар.

Он повернул на Нельсон-роуд, и зашагал к калитке. Кое-кто из осаждавших порог дома заухмылялся, видя, что вновь прибывший вытаскивает из кармана на молнии телефон. Все местные друг друга знали — репортеры с радио, мальчишки из агентств, внештатные корреспонденты Флит Стрит, мелюзга из еженедельников. Они каждый день виделись на судебных заседаниях, каждую неделю — на спортивных матчах. Гунтарсона не знал никто. Он для них — эдакий Быстрый Гарри[22]из центральной прессы.

— Она сняла трубку с телефона! — раздался язвительный выкрик.

— Один раз они открыли дверь — секунд на пять!

— Издалека приехал? Мог бы не торопиться!

— Там мамаша, но и словечка проронить не желает. Говорит, ей сперва с мужем надо посоветоваться.

— Соседи считают, что девчонка скорее всего дома.

— В школу ее пока не отослали. Эт-точно!

— А ты на кого работаешь?

Гунтарсон бесстрастно глянул на них, потом задрал голову, и закрыл глаза. Вены на его висках напряглись.

— Что это ты там делаешь? Пытаешься взлететь? — веселился какой-то оператор.