Аптекарь, его сестра и ее любовник - Сандра Браун

Датч проклял снежный вихрь пополам с дождем.

— Я буду там завтра, даже если мне придется отрастить крылья и лететь.

— Боюсь, что именно это тебе и придется сделать, — заметил Уэс. — Ты сейчас куда?

— Поезжу по городу. Посмотрю, что и как.

— А почему бы не подвести черту, Датч? Поспи немного.

— Не могу. Даже пытаться не стоит. Я заряжен адреналином и кофеином.

Уэс окинул его изучающим взглядом.

— Я рекомендовал тебя на эту работу.

Это замечание задело Датча. Он зло покосился на старого друга.

— И что? Уже жалеешь?

— Нисколько. Но, думаю, я вправе напомнить тебе, насколько твое будущее зависит от того, преуспеешь ты здесь или нет.

— Слушай, если ты думаешь, что я плохо делаю свою работу…

— Я этого не говорил.

— Тогда что?

— Я только хочу сказать, что на кону твоя репутация. И моя тоже.

— А ты никогда не забываешь прикрыть свою задницу, верно, Уэс?

— Ты чертовски прав.

— У тебя всегда тылы были прикрыты линией полузащиты, и если парни плохо тебя прикрывали, ты с них шкуру спускал. Я был там, и мне тоже доставалось от твоих быков-полузащитников. Да у них шеи были толще моей талии! Но ты плевать хотел, что меня перемелют в пыль, лишь бы твоя задница была прикрыта.

Датч спохватился, что ведет себя по-детски, вороша обиды прежних дней, когда они вместе играли в американский футбол, и прикусил язык. То, что сказал Уэс, было правдой. Печальной, уродливой, но правдой. Он это знал. Просто ему тошно было это слышать.

— Датч, — заговорил Уэс, тщательно отмеряя и взвешивая каждое слово, — мы тут не в блошки играем. И даже не в футбол. В нашем маленьком городке завелся какой-то псих ненормальный, ворующий женщин. Теперь уже пять. Один бог знает, что он с ними делает. Люди напуганы, нервы у всех на пределе, все гадают, скольких еще он схватит, прежде чем его поймают.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что общее горе тебя и вполовину так не волнует, как твоя Лилли. Подумаешь, заночевала в уютном гоном домике в ночь снегопада! Нет, я понимаю, конечно, ты о ней беспокоишься. Ты в своем праве. Но, ради всего святого, сопоставь одно с другим!

— Не надо тут проповедовать, мистер председатель городского совета! — Датч еле сдерживал себя, такая буря бушевала у него в груди, но говорил он тихо. — Не тебе меня судить, Уэс, ты и сам не образец добродетели. — И, чтобы до Уэса лучше дошло, добавил: — Особенно в том, что касается женщин.

— У тебя астма?

— Хроническая. Но это же аллергия. — Лилли ощупала пустую сумку внутри, понимая, что это бесполезно. Бархатного мешочка, в котором она держала лекарства, там не было. Она взволнованно провела рукой по волосам, потом потерла подбородок. — Где же он?

— Но у тебя же нет приступов астмы?

— Потому что я принимаю лекарства, чтобы их предотвратить. Ингаляции и таблетки.

— А без них…

— У меня может начаться приступ. И это очень плохо, потому что у меня нет с собой бронхорасширителя.

— Бронхо…

— Расширителя, расширителя, — нетерпеливо повторила Лилли. — Это ингалятор для использования во время приступа.

— Я видел, как люди ими пользуются.

— Без него я не могу дышать. — Лилли вскочила и нервно прошлась по комнате. — Где же этот проклятый мешок? Он примерно вот такой. — Она развела ладони на шесть дюймов. — Зеленый, бархатный, расшит бисером. Одна моя редакторша мне преподнесла на Рождество. Заметила, что прежний мешок износился.

— Может быть, ты оставила его…

Лилли прервала его, покачав головой.

— Я всегда ношу его в сумке, Тирни. Всегда. Он и сегодня был у меня.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Холодный воздух может вызвать ступ, и я точно помню, что воспользовалась одним из ингаляторов перед тем, как уйти отсюда. — Охваченная паникой, она нервно растирала ладони. — Господи, да что же то такое — он был у меня в сумке еще сегодня, а сейчас его там нет. Куда он мог деться?

— Успокойся.

Лилли сердито посмотрела на Тирни: он что, не понимает, почему она разволновалась?! Ну конечно, откуда ему знать, каково это — задыхаться, ловя ртом воздух, и опасаться, что не сможешь сделать следующий вдох.

— Только не говори мне «успокойся»! Ты не знаешь…

— Ты права. — Тирни схватил ее за плечи и слегка встряхнул. — Я ничего не знаю об астме, кроме одного: истерика только усугубит положение. Ты себя накручиваешь, так и до приступа недалеко. А теперь все-таки успокойся.

Ее неприятно задел его строгий голос, но, по существу, он, конечно, был прав. Она кивнула ему и освободилась от его рук.

— Все, я спокойна.

— А теперь давай восстановим ход событий. Ты воспользовалась ингалятором, перед тем как сесть в машину, верно?

— Перед выходом из дома. Я точно знаю, что спрятала мешочек с лекарством в сумку. Помню, как я возилась с «молнией»: расстегивать было неудобно, а снимать перчатки не хотелось. Но даже если бы я случайно оставила его здесь, он был бы в этой комнате. Мы обшарили весь дом. Его здесь нет, иначе кто-нибудь из нас уже наткнулся бы на него, так ведь?

— Твоя сумка упала, когда машина врезалась в дерево, помнишь?

Нет, она не помнила до этой самой минуты.

— Ну конечно! — воскликнула Лилли. — Должно быть, мешочек выскользнул из нее. Он лежал сверху, потому что я положила его в сумку перед самым уходом.

— Ну, значит, это единственное логичное объяснение. Когда ты поднимала сумку, ты проверила, на месте ли твои лекарства?

— Нет, мне тогда и в голову не пришло проверить, не выпало ли что-нибудь. Я думала только о том, что с нами будет.

— При обычных обстоятельствах — когда ты в следующий раз должна была принимать лекарство?

— На ночь. Но если бы случился приступ, один из моих ингаляторов понадобился бы мне немедленно.

Тирни обдумал ее слова.

— В таком случае мы просто должны сделать все от нас зависящее, чтобы предотвратить приступ. Что вызывает приступ? Помимо холодного воздуха. Да, кстати, как ты ухитрилась забраться на эту горку, практически таща меня на себе, и избежать приступа?

— У меня хорошие лекарства. Они предотвращают приступы. Если я веду себя разумно и вовремя принимаю лекарства, могу делать все, что захочу. Спускаться на байдарках по порогам, например, — добавила она с улыбкой.