Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова

Осень выдалась тёплой и сухой. В сборе была вся царская семья, многие придворные, служилый люд разместились на задворках амфитеатра.

Собакина пустошь особенно полюбилась Наталье, и, видимо, одним из главных соображений устроить летнюю резиденцию именно здесь была неприязнь к тем местам, которые были связаны с прежней царицей. Но, разумеется, на это не было даже намёка. Доводы были иными: Собакина пустошь была ближе к Кремлю и сообщение со стольным градом более удобное.

Понравились эти места и царевнам. Собакина пустошь давно уже была не пустошью. Протекавшая здесь некогда река Сосенка заросла ивняком и превратилась в ручей. Вся в зелени тихая Яуза. Здесь тоже много рыбок, как и в Измайловских прудах. А птиц здесь ещё больше, что особенно привлекательно для такого заядлого охотника, как царь Алексей. Здесь берёзовая роща и много беседок и укромных уголков. Молодым царевнам есть где затевать игры.

И вот первое представление «Артаксерксова действа». Вся царская семья в ожидании праздника. Царь в богатом кафтане. При взгляде на его полное лицо и внимательно-горделиво устремлённые на сцену глаза можно понять: он смотрит пьесу о самом себе...

Однако же с первой сцены становится ясно, что это «действо» самой Эсфири. Комедиантка, играющая её роль, загримирована под царицу Наталью. Но чужая красота не может передать всей прелести Натальи. В живой мимике полутатарского лица с мягким очертанием скул, в полных розовых губах и блеске чуть косящих глаз столько живого очарования, что от неё не оторвать глаз, и Алексей постоянно переводит взгляд с Эсфири на сцене на свою царицу. Ему не приходит в голову, что гримёры явно перестарались, представив царицу Аскинь рядом с Эсфирью просто замарашкой. А ведь в Библии сказано, что она «невыразимо прекрасна». Собственно, и возвышение Эсфири с чего началось? Почему она стала царицей? Царю Артаксерксу захотелось похвалиться перед гостями красотой своей царицы, а она, поняв это, отказалась явиться «пред очи его».

Для осведомлённого человека в этой постановке — большая политика. Устроителям спектакля надо было подчеркнуть, что новая царица — Наталья — звезда перед прежней — Марией Милославской. Политикой был и сам сюжет и диалоги. Царю Алексею хочется быть таким же грозным и величественным, как Артаксеркс, и так же поступать по слову своей Натальи, как Артаксеркс поступал по слову Эсфири, и, хотя накануне Алексей читал в Библии «Книгу Эсфири», он внимательно вслушивается в каждое слово, звучащее со сцены.

Комедиантка, исполняющая роль Эсфири, начала, подражая вкрадчивым интонациям голоса Натальи, говорить, склонившись перед Артаксерксом:

— Если я нашла благоволение в очах твоих, царь, и если царю благоугодно, то да будут дарованы мне жизнь моя, по желанию моему, и народ мой, по просьбе моей. Ибо проданы мы, я и народ мой, на истребление, убиение и погибель.

На вопрос царя, кто тот враг, который желает этого, Эсфирь назвала «злобного Амана».

Актёры сделали паузу, желая усилить впечатление. И многие зрители усиленно соображали: «Кто же подразумевается под «злобным Аманом»?»

Царь Артаксеркс между тем продолжал, обращаясь к Эсфири:

— Какое желание твоё? Оно будет удовлетворено. И какая ещё просьба твоя? Она будет исполнена.

И, когда Эсфирь назвала своих врагов, царь повелел вручить власть Мардохею, воспитателю и дядьке Эсфири. И появились на сцене князья, сатрапы, воинские начальники — все в великом страхе перед Мардохеем.

Тогда распорядитель «действа» объявил:

— «Ибо велик был Мардохей в доме у царя, и слава о нём ходила по всем областям, так как сей человек, Мардохей, поднимался выше и выше...»

И распорядитель-ведущий остановил внимательный взгляд на Мардохее — актёре, загримированном под Артамона Матвеева. И что подумали, что почувствовали зрители, глядя на него? А многие и смотреть опасались и только гадали, зачем царь дозволил Матвееву взять такую силу, и, коли ведают о том комедианты, значит, далеко зашла его сила. Недаром же говорят, что в государстве он второй человек после царя...

Заметили, что после спектакля царица о чём-то долго беседовала с «Артамошкой». А царь был смутен, зачем так вольно на людях выставлять свою власть? Хоть ты и дядька, воспитавший царицу, да всё ж у царя на службе. Надо ли так свободно беседовать с царицей?

Здесь всё открыто, всё на глазах. И когда рано поутру царь отъехал в Москву, это взяли на заметку. К обеду, однако, царь вернулся: Москва рядом, всего в трёх километрах...

Едва успели отпраздновать первое «действо» в Потешной хоромине, как надвинулся новый праздник — именины царевны Марии.

За высоким забором, под сенью разросшихся лип и сосен, посаженных духовными особами соседней церкви, раскинулся целый царский посёлок. Рядом с теремами для царской семьи — подсобные помещения, где располагались поварня, кладовые, мастерские, каретные сараи и конские дворы. Тут же селилась и многочисленная челядь. А дальше, за мостом через Яузу, начинались подгородные хоромы бояр, вперемежку с ними маленькие посёлки и деревушки, окаймляемые обильным мелколесьем, огородами и полями. Особого плана, как и в самой Москве, не было. Поселялись и строились так, чтобы всё было под рукой. Огородники и охотники промышляли как умели.

Тишина такая, что сюда не доходил даже перезвон колоколов, особенно досаждавший Наталье, когда она после Преображенского приезжала в Москву. Не в пример своему царственному супругу, она любила по утрам понежиться в постели. Добро, что у неё такая заботливая да хлопотливая матушка, за всем углядит и все дела справит как надо.

Из первого покоя, где накрывали столы, доносится сейчас её голос. Анна Леонтьевна даёт распоряжения служилой дворне, но слова её перебиваются разговорами странников, что толпятся возле крыльца в ожидании подаяния. Их голоса досаждают Наталье, но царь Алексей не позволяет прогонять их к другому крыльцу, как того хотелось бы ей. И, зная нрав супруга, она спешит показать «Божьим людям» своё благоволение: велит отнести им именинного пирога.

Но не успела прислуживавшая боярыня удалиться, как под окном завязалась беседа. Наталья стала слушать.

— Авдотья, ты, сказывают, была вечор в Потешной хоромине.

— Как же, была. Комедию всю, как есть, от начала и до конца видела. И слова там были дивные.

— Верно ли, будто баяли в той комедии, что конец света наступит скоро? Артамошка с бесом там игру затеял.

— Верно. Бес-то вверх его и пихает. Всё выше да выше...

— Куда ещё выше? Ныне он второй человек в державе после царя...

— Дак как станет первым, конец света и придёт.

— И чего тому дивиться? Или не по воле Артамошки сию хоромину на крови поставили?

— Матушка сказывала мне, многих людей тут положили — и крестьян, и посадских, и купцов. Люди те против обмана поднялись. Им медные деньги заместо серебряных давали. А они, вишь, забунтовали, за то их всех и побили.