Лубянская ласточка - Борис Громов

У входа элегантный швейцар с почтением открыл дверцы машины, помогая Натали выйти из нее. Взяв ключ у Рене, швейцар передал ему жетон, завел автомобиль и поставил его на парковочное место напротив отеля. Натали в сопровождении антиквара вошла в вестибюль гостиницы и направилась в огромный старинный зал.

Совершенно придавленная окружающим ее великолепием, собрав в кулак всю волю, Натали пыталась удержаться от рвущихся наружу возгласов восторга. Она старалась показать Рене, что сия обстановка для нее привычна и здесь мадам Легаре как у себя дома. Но спутник Натали чутко уловил состояние своей дамы, и не потому, что ей плохо удавалось скрыть его: она восхищалась интерьером, разглядывала баккара, из которого сделаны украшения на ослепительных люстрах, – от внимательного Рене не укрылось едва уловимое раздражение, промелькнувшее на прелестном лице. Натали вдруг подумала: «Действительно, такая вызывающая роскошь вполне способна довести до лютой ненависти тех, кому нечем кормить детей… Или мне просто завидно? Пожалуй, есть немного, но, скорее, от раздражения на себя самое – ведь я пока не достигла той степени достатка, который позволяет отождествлять себя с тем, среди чего я сейчас нахожусь. Да, я более чем состоятельная француженка, честно признаться – относительно богата. Но разве это то БОГАТСТВО, о котором я мечтала и которого добивалась? Господи, у меня все еще впереди! А мсье Тапи… – Натали усмехнулась про себя, – очередная ступенька на пути к вожделенной цели – полностью в моих руках». И, совершенно успокоившись, она с аппетитом принялась за салат из эндивия.

Замечательным качеством обладала Натали: приняв решение, полностью отключалась от мыслей, особенно неприятных. Вот и сейчас – темное облачко раздражения исчезло. Все вокруг радовало и сделалось удивительно близким. Уютный столик, к которому почтительно проводил их метрдотель, позволял любоваться не только залом, – из широких окон открывалась панорама площади Согласия. Ладони обнимали бокал в форме тюльпана, согревая своим теплом божественный дар французских виноделов – «Наполеон Х.О.», коньяк двадцатилетнего возраста. А Рене, улыбаясь, рассказывал ей о Луи де Бертоне Крийоне – мужественном военачальнике эпохи соперничества трех Генрихов – Генриха III Валуа, Генриха IV Бурбона и главы католической лиги Генриха Гиза.

Натали поняла, что совершенно очарована Рене. Ее серо-зеленые глаза, без стеснения изучавшие антиквара, постепенно становились изумрудными, насыщаясь страстью. Возбуждало все: его темперамент, утонченные манеры; мужская сила Рене была столь вызывающе притягательна, что Натали, небрежно бросив салфетку на стол, негромко потребовала:

– Едем к тебе, Рене.

Это подразумевалось само собой, как нечто естественное и потому неизбежное. О чем оба догадывались уже в той крохотной лавочке, спрятанной среди бесчисленных закоулков блошиного рынка в Сен-Дени.

Они боялись даже прикасаться друг к другу – так сильна была охватившая их обжигающая страсть. Натали и Рене поторопились покинуть ресторан, но, как ни велико было их нетерпение, особая феерическая атмосфера ярко освещенной в ночи Пляс Конкор на минуту остановила их на пороге отеля.

…Дом на набережной Анатоля Франса, возле которого остановил машину Рене, Натали оценила по достоинству. Не менее респектабельной оказалась и квартира мсье Тапи. Значительную часть жилища антиквара занимала библиотека, впечатляя обилием редких старинных фолиантов. Острый, вездесущий взгляд Натали тут же определил – здесь обитает холостяк. Хотя наличие жены Натали не заботило. У нее тоже был муж.

– Дорогой, покажи мне ванную комнату, – прошептала она, – и поторопись сам.

– Иди сюда, солнышко, – пробормотал сгорающий от желания Рене.

– Осторожнее, сумасшедший! Порвешь платье! Сзади «молния».

Одной рукой Рене безуспешно искал проклятый замочек, другой старался освободиться от галстука.

«Боже, я веду себя, как мальчишка…»

Натали в мгновение вытащила из галстучной петли ошалевшего от страсти Рене. А затем в секунду выдернула ремень из брюк будущего любовника. Расстегивая пуговицы рубашки, она нежно обводила губами соски на смуглой груди и словно крылышком бабочки касалась их острием язычка. Выскользнув из платья и белья словно ящерица, она, опустившись на колени, целовала его плоский мускулистый живот, трепетно отвечающий на каждое прикосновение.

Натали, продолжая крепко прижиматься к Рене, поднялась с колен. Обняв друг друга, они как единое целое двигались по направлению к ванной комнате.

Ей нравилось, в жадном предвкушении прижавшись к мужчине, стоять под струями воды. Вдвойне нравилось, когда мужчины были атлетически сложены и от них исходил сильный сексуальный заряд, так возбуждавший ее. Рене идеально отвечал всем этим требованиям. Однако ему не хотелось превращать прелюдию в эротическое шоу, которое так нравилось Натали. Она не обиделась, понимая, что мужчины тем и отличаются от женщин, что, как правило, желают сократить время между любовной игрой и «настоящим делом» до минимума. При проведении оперативных мероприятий этот феномен был всегда только на руку для специалистов из группы технического контроля, проводящих видеозапись. Однако в «чистом сексе», как окрестила Натали свои любовные эскапады, проходящие вне интересов спецслужб, она в силу своей природной артистичности нуждалась в более ярком проявлении эмоций со стороны партнера.

Вот и Рене не желал затягивать процедуру омовения. И она, несколько разочарованная, все же поняла – требовать в первый раз от истомившегося желанием Рене долгой прелюдии невозможно и жестоко. Натали позволила унести себя в спальню, где получивший наконец свободу действий Рене показал себя любовником изобретательным и нежным. Лишь дважды Натали запросила пощады, требуя принести ей вина. Впервые – за много лет – она почувствовала, что отдавала не только тело.

Судьба подчас проделывает с нами забавные штучки. Расчетливая игра, которую осознанно затеяла Натали, охмуряя Рене, привлекая мощный арсенал средств профессионалки, неожиданно обернулась искренним чувством. Не всепоглощающим и безоглядным, – на такое Натали просто не была способна по природе. Однако на набережной Анатоля Франса она впервые познала разницу между голым сексом и восхитительным, полным благодарности и сострадания ощущением, где в соединении плоти участвует и душа.

Уютно завернувшись в легкое одеяло, Натали заснула и спала так спокойно и беззаботно, как это бывало лишь в невинном детстве на Арбате.

Рене бережно поправил на спящей Натали одеяло, бесшумно прикрыл двери спальни и отправился в библиотеку. Заснуть не получалось, и антиквар устроился в кресле с бокалом вина, пытаясь привести хоть в какой-то порядок обилие впечатлений от всего, что произошло с ним за последнюю неделю.

«Кто же на самом деле эта прелестная женщина, которая так по-детски сладко спит в моей постели? История с фрейлиной-прабабкой, конечно, жуткая чушь. Но русское происхождение – несомненно, так же как и присутствие еврейской крови. У нее глаза библейской Суламифи и золотистая кожа пахнет „всеми ароматами Аравии“. – Утомленный Рене по-тянулся в сладкой истоме. – Умна, обаятельна… Но какое мне, черт возьми, до всего этого дело! Главное – я ей нужен, так чего же еще желать?!»