Диверсия Мухи - Евгений Некрасов

Завтра всем объявят, что брат Анатолий нам уже не брат, выгнали его из обители за курение. Еще что-нибудь приплетут. Дерзил, скажут, брату иерею… А Толик спит и еще сам не знает, где проснется. Хорошо ему там не будет, это уж точно. Раз казначей с иереем выбросили чемодан, значит, они уже решили судьбу пленника. Даже заключенным возвращают одежду, когда, отбыв свой срок, они выходят из тюрьмы… Не совсем же выбросили, а только с глаз убрали, попыталась успокоить себя Маша, но свинцовое отчаяние сдавливало сердце.

Она посидела на ступеньке, выключив фонарик, чтобы не сажать батарейки. Болели натруженные ноги. Даже бежать уже не хотелось, пропади оно все пропадом.

Потом ей пришло в голову, что с лестницы должен быть ход куда-то в иерейско-казначей-ские комнаты. Не через стенку же они выбросили чемодан. Маша заставила себя встать, поднялась на один этаж и увидела незабитую дверь, которую проскочила впопыхах, спеша на помощь Толику.

Проволочка у нее была с собой, замок несложный. Через полминуты Маша лицезрела редкую картину: стенной шкаф, вид сзади. Хранился в нем единственный предмет одежды – золотой балахон брата иерея. Отодвинув его, Маша заглянула в щелку. Свет не горел. Она вышла из шкафа и оказалась в знакомой темной комнате. На столе, перевернутая вверх дном, лежала оранжевая фотокювета, и даже злосчастный кусочек проявленной пленки еще валялся на полу.

Толика не было. Маша прикинула, куда его могли унести после допроса, и вот что у нее получилось.

Допрос она подслушивала до конца. Потом не больше десяти минут гуляла с девочками, и за это время у казначея побывал Иерофанушка. Причем он уже не застал брата иерея.

Не видела иерея и Маша. А казначей, как будто спеша ее выпроводить, задал два-три необязательных вопроса и – «Мир с тобой, сестра!». Уходя, Маша заметила, что дверь из кабинета в темную комнату заклинена бумажкой.

Дверь – вот она. Сама не распахивается, хотя бумажки уже нет.

Выводы:

У братьев не было времени спрятать пленника нигде, кроме как в темной комнате.

Дверь распахивалась от сквозняка, и пришлось заткнуть в нее бумажку.

Значит, была открыта другая дверь, потайная, из стенного шкафа на лестницу. А иначе какой сквозняк?

Картина в целом. Толик пытается уйти с допроса и получает таблетку под язык. Зная, что скоро должны прийти Иерофанушка и Маша, братья прячут его, спящего, в темной комнате. Может быть, казначей успевает помочь иерею протащить пленника через узкий стенной шкаф. Потом он возвращается в кабинет прикрывать тылы, а иерей в одиночку несет бедного курилку по лестнице и там же выбрасывает чемодан.

Теперь Маша приблизительно знала, где прячут Толика. Надо взять его с собой в побег. Хотя детям папы Сана опасно доверяться. Объяснишь ему все, а он, чего доброго, вздумает поймать шпионку… Значит, не надо все объяснять. Наврать ему про Ганса, мол, не хочу за него замуж, вот и бегу.

В кабинете было тихо свет из-под двери не пробивался, и Маша вошла без опаски. Она так и не поняла, кто здесь хозяин, иерей или казначей. Иерей, скорее всего – его же балахон в шкафу. Особых дел у нее не было, но, раз уж попала в самое логово, стоило пошарить в письменном столе. Может, что-нибудь подскажет, какая подлянка готовится через три, нет, уже через два дня.

Маша начала с перекидного календаря. Перевернула три странички, и – пожалуйста, запись на листке за пятое ноября: Персей, 14-30. «Персей», конечно, название судна, теперь хоть ясно, что будем топить.

Довольная собой, она полезла в стол. Бумаг там лежали горы, некоторые были написаны иероглифами, и тут же прикреплены странички с переводом. Маша даже не пыталась их читать. Просмотрела по два-три верхних листка в каждом ящике, выхватывая глазами слова в кавычках, но «Персея» не нашла.

За окном вспыхнул прожектор. Режущий глаза столб света скользнул по водам бухты дальше, к выходу. Петрович вернулся, поняла Маша, опять привез новичков. То-то будет счастье, когда проснутся: море, солнце… Толик сильно уважал море. Как ни выйдешь на причал, он там. Бледный был, наверное, северянин.

Она поймала себя на том, что думает о Толике в прошедшем времени, как будто его уже скормили пираньям. Правильно он сказал, сгоряча, но в точку: параноики! Нашли на чердаке сигареты, нашли, как они думают, человека, который их потерял… Ну и что? За это хватать его и тащить в темный подвал?!

Маша злилась на иерея с казначеем и понимала, что сама виновата. Она бродила по чердаку, она потеряла чужие сигареты. А кто такие дети папы Сана, ей было известно с самого начала, когда они не моргнув глазом угробили водителя «Линкольна». Вспоминая об этом, она до сих пор чувствовала под руками окровавленные ребра и слабые удары сердца. Такое не забывается.

Толик спал, свернувшись калачиком, в большой собачьей клетке. Большой для собаки, а человек не смог бы в ней даже сесть прямо. Средневековая пытка: через сутки он будет орать от ломоты в мышцах.

Просунув руку сквозь прутья, Маша толкнула спящего. Он поворочался и сладко зачмокал губами. Ну и пускай поспит, все равно выход она еще не нашла. Маша сняла с клетки замок и сунула в карман. Надо потом утопить.

Что-то уж слишком всерьез казначей с иереем взялись за бедного курилку. Скорее всего, имеют причины. Цех с миллионными доходами – лакомый кусочек, и кто знает, какие атаки приходится выдерживать его хранителям. Решили, должно быть, что брат Анатолий – не брат, а братан… Разберутся, конечно. Но могут увлечься. Изобьют, запытают, а когда сообразят, что не виноват, все равно бросят пираньям, чтобы не побежал в полицию. Из-за цеха все в этой радостной обители живут за рамками закона. Братство, которое кажется детям папы Сана таким добрым и надежным, в любую минуту может уничтожить их без следа. Они ушли из дома. Они отказались от родителей и поклялись умереть за старого жуликоватого корейца. Их никто не будет искать.

Завтра казначей с иереем снова возьмутся за Толика. Маше оставалось либо найти выход за сегодняшнюю ночь, либо угнать яхту.

Она поднялась к себе, примечая по пути необследованные коридоры. Коридоров было много, времени мало. Нет, надо угонять яхту. Собрала в пакет платье, туфли и плащ, чтобы не ходить, как чумичка, в спортивном костюме, взяла паспорт. Сюда она больше не вернется.

Прожектор за окном погас, яхта с горящими огнями стояла у причальной стенки. Новички на палубе спали. Нужно дождаться, когда их выгрузят. А то, если угнать яхту со всей оравой, они проснутся по пути, и что ей делать со своими тремя патронами? Маша погасила свет в келье, чтобы не увидели с причала, села к тумбочке и, поглядывая в окно, стала чистить пистолет батистовыми платочками гадюки. Было темновато, но и работа простая, не часы собирать.

А потом в каюте отворилась дверца, и на палубу вышел Ганс. Он-то как здесь? Зашел, когда яхта причалила, или плыл с Петровичем?

Маша не видела женишка со вчерашней ночи. В столовой его не было даже в ужин, когда собрали всех. Получалось, что Ганс уехал из обители своим ходом и по пути встретился с Петровичем. Значит, база не во Вьетнаме и не в Латинской Америке. Маша и так была в этом почти уверена. Под водой-то все знакомое, черноморское, а пираний ведь можно и специально развести, как в аквариуме. Значит, Грузия или Молдавия, а средиземноморские страны исключаются – не успел бы Ганс добраться до Петровича и доплыть с ним до Средиземного моря.