В шаге от вечности - Алексей Доронин

В коттеджах — как и в других зданиях базы — действительно была связь на основе обычного голосового телефона. «Хорошо еще, что не с проводом и диском для набора», — подумала Эшли. Но таков был порядок и традиция. По мнению командования, это «приучало к дисциплине». Каждому сотруднику Корпуса на базе полагался специальный коммуникатор (крепился в нагрудный карман и был предметом шуток из-за своей неуклюжести). Большинство гражданских гаджетов на территории базы были запрещены, хотя контроль за этим был не так уж и строг. Наверно потому, что настоящей войны не было уже много лет. Они действительно были ленивой потерявшей форму армией мирного времени. Хотя иногда мир и нарушали разные локальные передряги. Но до участия стражей космоса дело никогда не доходило.

«И чего им надо? Неужели опять?».

Эшли пожала плечами и сняла трубку. Тут же ее лицо, еще добродушно-мечтательное — мечтала она о чашечке кофе с пирожным, — исказилось так, будто она съела лимон.

«Пять минут на сборы и на выход». И это была не шутка. Какой кофе? Даже душ придется принимать на бегу, а одеваться с такой скоростью, что впору забыть что-нибудь надеть.

Уже освежившись и одевшись, перед выходом она взглянула на «часы», скосив глаза влево.

Время еще было, и женщина-офицер на секунду задержалась у зеркала. Ее подруга Энн (уже давно — бывшая) шутила: «Тебе, Эш, надо обязательно успевать накраситься до того, как твой мужчина проснется. Тем более сейчас весь макияж занимает всего минуту».

Нет, она не была несимпатичной. Но во всех журналах изображали что-то другое. Кожа была слишком бледной — она постоянно обгорала на солнце, и не только на пляже. А еще бывает лицо у человека штучным, ни на что не похожим. А похожих на нее в любой подземке любого из городов, где преобладало европеоидное население (такие еще остались), можно было встретить двадцать, а то и сто. Достаточно высокий рост, худощавая, раньше были веснушки, но от них она избавилась, волосы соломенного цвета с оттенком рыжины, которая была видна при ярком солнечном свете. Глаза были серо-голубыми, но слишком бледными, чтоб быть выразительными. Кому-то они показались бы холодными и «рыбьими». Но кому-то нравились. Цвет можно было изменить без особого труда и затрат, но ее все устраивало. Мягкий овал лица, округлый подбородок и некрупный — не аристократический, но вполне аккуратный нос. Стрижка — короче, чем во время работы в «Люфтганзе» и в «Парадайз Тревел», ровно такой длины, какой было разрешено для офицеров обоих полов Корпуса мира.

И первые морщинки в уголках глаз. Чтоб их не появилось к тридцати пяти, надо было сдерживать эмоции. Не радоваться и не грустить. Но ей это не удавалось.

Повседневная форма летного состава — темно-синяя, определенно ей шла по своей гамме, хотя и была мешковатой и явно рассчитанной на бесполых существ.

«Ты сумасшедшая», — сказала себе она. — «В такой момент думать о такой ерунде. Надо бежать, машина уже, наверно, ждет».

Предупредили дважды, что это не учения. Но ведь ничего серьезного случится не может? На ее памяти ничего страшнее вылазок группировки имени какого-то Омара не происходило. Но и в этом случае Корпус обходился без судов их класса.

У крыльца, прямо на дорожке, обсаженной синими кустами роз, ее уже ждали. Знакомая фигура — человек помахал ей черной рукой с ладонью цвета кофе c молоком. Эшли и без «оболочки» знала, как его зовут, и помахала в ответ, широко улыбнувшись.

Хотя тревога никуда не делась. Она бросила последний взгляд на свой домик, на японский сад камней и живую изгородь. Слава богу, коттедж сумеет покормить кота шахматной расцветки по имени Доминик и почистить ему лоток.

Командование разрешало им содержать мелких животных и давало широкий простор для воображения при оформлении жилища. Даже зная, что отсюда в любой момент может понадобиться съехать, забрав вещи, и имея нормальное жилье в Лондоне, Эшли не могла отказать себе в удовольствии устроить сад по ее вкусу. «Если бы я не стала пилотом, я была бы флористом», — думала она, вручную работая секатором или лопаткой. Хотя особого труда это не потребовало — только пары вечеров и двух походов в магазин (заказать доставку дроном на базу было нельзя).

— Доброе утро, мисс Стивенсон, — приветствовал ее знакомый голос. — А я вас уже заждался.

Хайле Бекеле. Черный как ночь, в зеленой форме военной полиции, охранявшей базу и поддерживавшей порядок на ее территории. Не афроамериканец, а выходец из солнечной Эфиопии.

Обычно при встрече он улыбался во все тридцать два зуба, а, когда им случалось идти куда-то вместе по территории базы — в столовую или в офис интенданта — часто насвистывал какую-нибудь мелодию — этническую, симфоническую или нео-афро. А иногда и их гибрид в незнакомом ей стиле. Но сегодня его лицо было серьезным, если не сказать — хмурым. И остановился он за добрых три метра от нее. Хотя всегда стоял чуть ближе, чем требовалось. Ходили слухи, что он тот еще бабник и не прочь переспать даже со старшей по званию. Хотя командование и обещало драконовские наказания — вплоть до увольнения — за связь с сослуживцами, независимо от пола, на практике за такие связи (опять-таки независимо от полов) обычно наказывали только выговором.

Рон был почему-то уверен, что у них тут вертеп, поэтому очень удивлялся ее пуританским нравам и ярко выраженной моногамии. «Скучная ты, — говорил он. — А я думал, вы там каждую ночь зажигаете».

Рональд Уизерс был адвокатом по бракоразводным процессам. Они нашли друг друга в группе знакомств месяца три назад. Он написал ей первый. Видимо, его прельстила ее экзотическая профессия, а может, понравилась голограмма. Хотя до нее в этот же день он мог отправить запросы десяти другим.

«Ты защищаешь Землю от арахнидов и цефалоподов. А у меня работа попроще, — говорил он. — Я добрый волшебник. Делаю людей счастливыми».

Рон был чайлд-фри и семьей обзаводиться не собирался. Она — пока не собиралась, поэтому ее это устраивало.

Был он полный, хотя и не до ожирения, и как все люди такой комплекции — очень «озабоченным», и совсем не проблемой глобального потепления. Даже название базы, похожее на имя старой рок-группы, вызывало у Рона нездоровые ассоциации: «Ого. Помню у этих мастодонтов одну прикольную песенку».

И вспомнил целых три, и все про одно и то же. Вернее, в разных вариациях.

«Эшли, детка. Ну как, отметим сегодня? — написал адвокат ей прошлым вечером. — Я как раз выиграл сложный процесс. Настроен пошалить». (Подмигивающий эмотик).

«Рон. Меня включили в долбаный дежурный экипаж», — ответила она тогда, прикрепив грустный эмотик со слезой. — Значит, я должна торчать на территории… еще 22 часа».

«Сколько-сколько часов? Что за черт?»

«22, — написала она снова. — Ты что, ослеп?»

«Не вижу. Заменяется точками. Может это сбой?»

«Ну я и дура. Сообщения автоцензурируются. Что-то вроде перлюстрации писем. Я чуть не раскрыла тебе чертову государственную тайну».