Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган

– Останься.

Я сопротивлялась. Он надавил сильнее, и я, не задумываясь, положила ему на грудь мокрое от слез лицо. Я слышала, как с безумной скоростью колотится его сердце. Маша исчезла в могиле. Все было кончено. Мужчины в черном отошли в сторону. Мы долго стояли не двигаясь.

– Я оставлю тебя на несколько минут, – прошептала я.

Он отстранился с тяжелым вздохом:

– Подожди меня за воротами.

Перед тем как покинуть кладбище, я обернулась. Василий стоял вытянувшись перед семейной могилой, его фигура была внушительной и скорбной. Скажи мне кто-нибудь, что мужчина, будь то он или кто-то другой, стоящий в одиночестве, в темном костюме, посреди кладбища, залитого горячим солнцем, под стрекот цикад, может произвести такое мощное впечатление, я бы ни за что не поверила. Никогда не забуду это зрелище, оно будет преследовать меня всю жизнь. Он задрал подбородок к небу и оставался в такой позе довольно долго. Потоптался на месте, устало провел ладонью по лбу, а потом решительно пошел к выходу, больше не оборачиваясь. Подойдя ко мне, он попытался улыбнуться, но у него не получилось.

– Тебе холодно? – озабоченно поинтересовался он.

Я действительно дрожала, сама того не замечая, и не могла справиться с дрожью.

– Нет… да… не знаю, на самом деле…

Мы не отрывали друг от друга глаз, как мне почудилось, целую вечность. Я была не в силах отвести взгляд.

– Давай вернемся.

Его ладонь легла мне на спину, он снова надел темные очки, и мы двинулись к автомобилю.

На обратном пути мы опять молчали, пересекли двор плечом к плечу, потом неожиданно для меня Василий ускорил шаг, взбежал на крыльцо, направился к библиотеке и заперся в ней. В подавленном состоянии я подошла к стойке и поймала озадаченный взгляд Амели. Я мотнула головой, показывая, что сейчас не время для разговоров, взяла небольшую доску, на которой мы информировали гостей об услугах в нашем отеле, и крупными буквами написала, что библиотека закрыта на неопределенное время. Затем я сообщила об этом обслуживающему персоналу и попросила предупредить клиентов, что одно помещение «Дачи» будет пока закрыто. Я никому не позволила задавать вопросы. Придя снова в холл, я нашла там Шарли. Я двинулась прямиком в кабинет и, дрожа, упала на стул, потрясенная и морально измотанная. Шарли с Амели последовали за мной.

– Эрмина! Что произошло? Мы видели, как вы с Василием уехали, а потом возвратились. Где вы были?

Я сжала ладонями виски, пробуя заговорить, но у меня не получалось. Амели присела передо мной на корточки и тронула мое запястье, успокаивая.

– Объясни нам. – Голос Шарли был ласковым.

Я собралась с духом, постаралась успокоить нервы и найти в себе достаточно храбрости. Они испуганно смотрели на меня.

– Василий попросил меня поехать с ним на похороны Маши.

Амели вскочила, Шарли побелел и ударил кулаком по столу:

– Но почему? Как ты могла не сказать нам? Мы тоже должны были быть там. Как ты позволила Маше уйти вот так, в одиночестве, без нас? Это отвратительно!

– Замолчите! – Я тоже разозлилась и вскочила на ноги, обливаясь слезами. – Это ее последняя воля, как я выяснила сегодня утром.

Шарль раздраженно скривился, отметая мое объяснение:

– Где он? Я хочу с ним поговорить, пусть он повторит это мне в лицо!

Он уже выходил из кабинета, когда я догнала его и схватила за руку:

– Шарль, не трогай его, оставь его в покое.

– Он в библиотеке?

– Да, но ты не пойдешь к нему.

– Так, теперь ты его защищаешь? – со злостью упрекнул он.

– Нет… но он только что стоял над гробом матери и могилой отца и сестры… Честное слово, на твоем месте я бы тоже впала в бешенство, кинулась все крушить и набросилась на него с кулаками. Мне в некотором роде повезло, что я там была. Но можешь мне поверить, было очень тяжело, и это еще мягко сказано. Так что давай на время оставим Василия одного, пока он сам не выйдет из библиотеки.

День закончился, но он так и не вышел. Я выполняла свою работу словно окутанная ватным туманом. Мое тело двигалось, губы улыбались клиентам, голос оживленно отвечал на их вопросы, но я действовала как робот… Мое сердце и мысли были не здесь, они были далеко, затерялись в воспоминаниях и постоянно обращались к библиотеке. «Дача», которую я знала, похоронена, она ушла вместе с Джо и Машей. Я только что попрощалась с ней навсегда и без возможности дать задний ход, вернуться к тому, что составляло мою жизнь последние двадцать лет. Однако я не забывала своих обещаний: «Дача» доверена мне, мой долг – сохранять в неприкосновенности ее душу.

Время близилось к полуночи. Никогда еще я не задерживалась так поздно. Но я не могла сдвинуться с места в ожидании каких-то признаков жизни из библиотеки. После долгих колебаний, уяснив, что невозможно прождать всю ночь, я собралась с духом и пошла туда. Бесшумно открыла и закрыла за собой дверь. Никакой реакции. Горела только лампа на Машином столике. В воздухе плавал хорошо мне знакомый запах сигарилл Джо. Я сделала еще несколько шагов и увидела спящего на диване Василия. На кофейном столике – пустые бутылки из личных запасов Джо, которые он прятал в библиотеке жены, переполненная пепельница, коробка «Кафе крем», в которой оставалась единственная сигарилла – последняя для Джо? – и стопка альбомов с фотографиями. Одну из них он зажал в руке, и я решилась взглянуть на нее. Это было семейное фото, когда все четверо были живы и несчастье еще не обрушилось на них. Маша, элегантно меланхоличная, такая, какой я ее всегда знала. И Джо тоже такой же, с ухмылкой на губах, веселый, яркий. Эмма, которая пожирала брата влюбленными глазами, была восхитительна и излучала ослепительный свет. И для меня стало открытием, что у Василия могла быть такая жизнерадостная улыбка. Они были необыкновенно красивыми и счастливыми, эти четверо, картинка идеальной семьи, любящей и добившейся успеха благодаря усердному труду. Что от них осталось? Одинокий, скрытный мужчина, которому «Дача» стала чужой.

Он вдруг заворочался во сне, и я отошла подальше, испугавшись, что разбудила его. Он что-то говорил, я не могла разобрать что, но, судя по его исказившемуся лицу, он страдал. Я выключила лампу, надеясь, что это его успокоит. Перед тем как выйти из библиотеки, я посмотрела на него в последний раз: он тяжело перекатился на другой бок, не просыпаясь, снова что-то пробормотал, шумно вздохнул. Я неслышно закрыла дверь и вытерла мокрые щеки. Я была раздавлена усталостью… Пора идти домой, на маслобойню, и забыть этот день.

Придя в «Дачу» следующим утром, я несколько минут колебалась, а потом все же заглянула в библиотеку. К моему удивлению, дверь уже не была заперта, и я на цыпочках прошла вглубь. Все следы пребывания Василия исчезли: ни пустых бутылок, ни переполненной пепельницы, ни разбросанных фотоальбомов. В широко распахнутые окна врывался свежий воздух, и запах табака Джо тоже улетучился. Как будто вчера здесь ничего не происходило. Как если бы сцена, при которой я присутствовала, была плодом моего воображения. Сегодня обстановка в библиотеке была почти волшебной: свет, лежащий на поверхностях мелкими мазками, ароматы природы, порхающие золотистые блестки пыли, Машины книги с загнутыми уголками и пожелтевшей бумагой, фотографии, рассказывающие историю здешних мест. И тишина… успокаивающая, умиротворяющая. Библиотека вернула себе власть надо мной, я снова чувствовала себя здесь хорошо, чего не случалось с того момента, как я вошла сюда впервые после смерти Джо. Что тут изменилось за последние сутки? Как бы я хотела, чтобы все случившееся было только дурным сном, ночным кошмаром.