Когда горела броня. Наша совесть чиста! - Иван Кошкин

Он обвел внимательным взглядом машины взвода, задержавшись на танке Пахомова, затем посмотрел на раздавленные пушки.

— Это они? — Гольдберг кивнул на тела экипажа, лежавшие на крыше моторного отделения.

— Да, — коротко ответил Петров.

Комиссар кивнул и пошел к своим пехотинцам, к нему подбежал красноармеец, что-то доложил. Чуть правее на опушке, под прикрытием кустов, уже разворачивалась еще одна рота, лес наполнился движением, стрельба в чаще затихла. Покончив с немцами, второй батальон сосредотачивался на опушке, готовясь к атаке на Воробьево.

— Где он? Нет, вы его мне покажите, а? — прогремел голос с выраженным кавказским акцентом.

Петров едва успел обернуться, как оказался в объятиях огромного человека, тяжелая ладонь с силой ударила по спине. Здоровенный капитан лет тридцати с горящими черными глазами и залихватскими, кавалерийскими усами отодвинул его, осмотрел и от души хлопнул по плечу. Капитан был вооружен новеньким ППД-40 и, что удивительно, шашкой, пехотинцу совершенно не положенной.

— Я вам аплодировал! Так и надо, слышишь? Только так, вперед, не пригибаясь, пока они не опомнились!

— А это наш комбат, капитан Асланишвили, — невозмутимо заметил подошедший Гольдберг.

— Товарищ капитан… — начал было Петров, но Асланишвили махнул рукой:

— Георгий, Георгий я. Можно Жора, так быстрее, хорошо?

— А я Иван, — улыбнулся Петров.

— Хорошо, Вано, Чекменева твой майор к себе забрал, значит, я теперь с тобой воюю. Э-э-э, с танками мы горы свернем. Значит, какая у нас диспозиция?

Диспозиция у батальона была очень простая — через пятнадцать минут артиллерия дивизии должна была устроить короткий огневой налет на Воробьево. После этого 715-й полк возобновлял наступление с фронта, батальон Асланишвили при поддержке танков Петрова шел в атаку с левого фланга, а основные силы 732-го полка вместе с ротой Бурцева и танками комбата и комиссара охватывали поселок с тыла, чтобы отрезать немцам пути отхода. В случае успеха немецкий полк оказывался в окружении, в худшем случае вынужден был бы оставить свои позиции и отойти, чтобы не попасть в кольцо.

— Товарищ старший лейтенант, — высунулся из люка водителя Безуглый. — Вас комбат вызывает.

Прервав военный совет, Петров птицей взлетел в башню и, воткнув штырек ТПУ в гнездо, скомандовал:

— Давай.

— Ну что, Петров, — почему не докладываете? Я что, должен сам из вас все клещами тянуть? С пехотой соединились? — Комбат снова был абсолютно спокоен.

— Так точно! Второй батальон вышел на исходные, к атаке готовы.

— К атаке… — с какой-то досадой протянул Шелепин. — Тут такое дело, Петров, атака откладывается. Гаубицы позицию меняют — немцы их накрыли. Пока на запасной развернутся… в общем, атака откладывается до получения приказа. Конец связи.

Петров выругался и, отключив танкошлем, медленно вылез из танка. Приказ отложить атаку играл на руку немцам. Тот, кто руководил обороной поселка, несомненно, знал, что в лесу на его правом фланге сосредотачивается пехота с танками. И, разумеется, он принял меры. Каждая минута промедления означала, что немцы лучше подготовятся к обороне на этом участке боевых действий, и никакой артналет, будь даже у Тихомирова вдвое больше орудий, тут не поможет. Атаковать следовало сейчас. Старший лейтенант поделился своими соображениями с командованием батальона. Асланишвили и Гольдберг поддержали его, один бурно, второй, наоборот, сдержанно, но решительно, и Петров приказал Безуглому вызвать танк Шелепина.

— В чем дело, Петров? — сдержанно спросил комбат.

— Товарищ майор, разрешите доложить свои соображения? — с напором начал Петров.

— Разрешаю, — радиостанция выдала очередную порцию треска.

— Товарищ майор, атаковать надо сейчас. Если мы дадим им время подготовиться — провозимся до ночи, если вообще управимся. К тому же они знают, что мы в лесу, обнаружат и ударят — мы понесем потери еще до атаки. Я уж не говорю о том, что в любой момент может налететь авиация. Товарищ майор, бить надо немедленно, пока немцы не опомнились, капитан Асланишвили со мной согласен, и комиссар нас поддерживает…

— Хорошо, я понял тебя…

Комбат замолчал на полминуты, обдумывая слова подчиненного, а Петров отметил, что Шелепин снова обращается к нему на «ты». Похоже, у майора это было выражением высшего одобрения и доверия, и старший лейтенант понял, что рад этому.

— Значит, так. — Голос комбата был тверд. — Я с тобой согласен. Сейчас буду говорить с командиром полка, потом с Тихомировым. Учти, в 715-м большие потери, с Ивановым я связаться не могу. Не знаю, смогут ли они поддержать нас сразу, но в любом случае давать немцам передышку нельзя, ты прав. — Несколько мгновений он молчал. — Ты молодец, подумай, как будешь атаковать. Перед тобой примерно километр открытого пространства. Жди, я вызову.

Комбат и комиссар с видимым нетерпением ждали внизу. Командир полка перенес свой КП на южную окраину леса, чтобы руководить ударом в обход поселка. Из-за этого телефонное сообщение с ним было нарушено, и пока тянули провод на новый командный пункт, для батальона единственным средством связи с 732-м стала радиостанция танкистов.

— Ну, что? — спросил Асланишвили.

— Комбат нас поддерживает, сейчас согласует с командованием, — уверенно ответил старший лейтенант. — Нам пока поручено подумать над планом атаки.

Петров ожидал, что горячий грузин просто отмахнется и скажет, что надо идти в лоб, «не пригибаясь», но капитан был на удивление спокоен.

— Мы тут кое-что уже подумали, пойдем посмотрим.

Пригибаясь, они через кусты выбрались на опушку и скатились в неглубокий окоп, наспех вырытый под поваленным деревом. Асланишвили передал танкисту свой бинокль.

— Смотри, Вано, — показал комбат. — Сараи кирпичные видишь?

На окраине поселка стояли в ряд три крытых железом низких строения из красного кирпича. За сараями начинался сад, дальше, судя по крышам, шла улица.

— Нам главное — до сараев добраться, дальше по садам до домов и все, там уже в ближний бой, в гранаты, в штыки! Нам главное до них дотянуться, в рукопашной мы немца сильнее!

Похоже, капитан Асланишвили был твердо уверен, что в ближнем бою, лицом к лицу, его бойцы не могут не победить.

— Не говорите «гоп», товарищ капитан, — Гольдберг говорил спокойно и невыразительно. — Позвольте оптику, товарищ старший лейтенант.

Он снял очки и некоторое время крутил ребристое колесико, подстраивал бинокль под свои близорукие глаза.

— В саду завалы видите? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил комиссар. — Бьюсь об заклад — это противотанковые пушки, завал совсем свежий, срубили, похоже, полчаса назад. Завалы из досок… Брустверы из битого кирпича. Быстро фланг загнули, стервецы, и, между прочим, продолжают окапываться. Боюсь, кавалерийский рывок тут не поможет, товарищи.