Кокон Кастанеды - Мария Брикер

– Если твой знакомый до завтра не объявится, объявлю его в розыск. Ты так и не ответил на вопрос: что тебя лично с Чуйковым связывало? С какой это радости ты вдруг организацией международных конференций по рекламе занялся?

– Можно еще пельменей? Я не наелся, – вместо ответа спросил Варламов и наивно приподнял бровки.

Елена Петровна вздохнула. Варламов от нее что-то скрывал. Скрывал, сволочь такая! Оттого и в глаза старался не смотреть, и вел себя не так нагло, как всегда. Не наелся он! Столько сожрать пельменей! Как в него влезло только такое количество?

– Пельмени еще есть? Кушать очень хочется, – еще раз поинтересовался Иван Аркадьевич, слизывая с ложки сметану.

– Сейчас. – Елена Петровна встала со стула.

– Не надо, сиди, я сам. – Варламов бодрячком поднялся и засуетился у плиты, гремя кастрюлей и переставляя предметы с места на место. Елена Петровна спорить не стала, с интересом наблюдая за режиссером.

– Тебе постелить? – ехидно спросила она. – За подарки, кстати, спасибо. И за цветы.

– Женщин нужно баловать, – шаловливо подмигнул Иван Аркадьевич. – Стелить мне не надо, спасибо, покушаю и в гостиницу поеду. Не хочу тебя стеснять. А ты пельмешки будешь, душа моя?

Елена Петровна отрицательно покачала головой, поражаясь, что Варламов вдруг из хама превратился в такого вежливого человека. В прошлый раз он тоже приперся посреди ночи с чемоданом и заявил, что будет ночевать у нее, потому что гостиниц, видите ли, не любит. Выставить его из дома не получилось. Пришлось диван раскладывать и гантель себе под подушку класть в качестве возможного средства обороны, если вдруг режиссер покусится на ее честь. Не покусился… гад такой! Зотова усмехнулась. Ответ режиссера окончательно убедил ее в правильности своего предположения. Варламов утаивал какую-то важную для следствия информацию, иначе не стал бы ломаться.

Поймав на себе внимательный взгляд Елены Петровны, Варламов мило улыбнулся, но на вопрос так и не ответил.

– Короче, я пошла стелить на диване, – сказала Зотова и потопала в другую комнату. Отпускать Варламова, так ничего и не выяснив, Елена Петровна не желала. Когда она вернулась, Иван Аркадьевич уже наворачивал очередную порцию пельмешек, щедро сдобренную сметаной.

– Будешь? – с набитым ртом спросил он.

– Не буду, сказала же! Может, ответишь, что за общие дела тебя связывают с Чуйковым? Ты снова ввязался в какой-то сомнительный проект?

– Лена, поверь мне, к убийству Холмогорова это не имеет совершенно никакого отношения, – сунув в рот последний пельмень, усмехнулся Варламов. – Спасибо за ужин. Мне пора. – Режиссер поднялся и вышел из кухни.

– Варламов! – Елена Петровна тоже поднялась и устремилась следом.

Он остановился у входной двери, посмотрел ей в глаза.

– Завтра я к тебе заеду, с твоего позволения, но сейчас мне нужно идти. Вдруг Николай Владимирович объявится? Волнуюсь я за него. Очень волнуюсь. Спокойной ночи, Лена. – Варламов нагнулся к Елене Петровне, поцеловал ее в щеку и вышел за дверь.

Шаги режиссера давно стихли, а Зотова все стояла и смотрела прямо перед собой. Ни одной умной мысли в голову не приходило. Кажется, Варламов ее убил. Что это он вдруг целоваться вздумал? Зотова приложила ладонь к полыхающей щеке. Давненько ее никто не целовал. Какая неприятность, что гантели под рукой не оказалось.

Зотова тяжелыми шагами прошла в спальню и уселась на кровать. На одеяле лежали подарки: конфеты «Моцарт» и нежно-голубой пушистый шарф. Елена Петровна намотала шарф на шею и с силой затянула, дурашливо высунув язык и любуясь на себя в зеркало трюмо. Вот и не верь после этого в конец света, когда в душе и голове – самый настоящий Апокалипсис. Книга «Тайны мироздания», посвященные в древние знания, мертвая монахиня, солнечные дети, девочка-бабочка, распятая на кресте, чашка невыпитого кофе с цианидами – по телу пробежала волна озноба. Елена Петровна упала спиной на кровать и зажмурилась. Стало вдруг так страшно, что дыхание сбилось с ритма и сердце застучало в груди как сумасшедшее. Действие валокордина закончилось, подумала Зотова, перевернулась на живот и положила на голову подушку. Жаль, что Варламов не остался ночевать. Очень жаль. Одиночество давно ее не пугало, она привыкла, а сегодня был исключительный случай, когда оставаться наедине с собой ей не хотелось. Елена Петровна часто заглядывала в лицо чужой смерти, но впервые поздоровалась за руку со своей собственной. В носу все еще щекотало от кофейно-миндального аромата, сон не шел, с каждой минутой напряжение нарастало, от страха стыли ноги и пересохло во рту, но подняться с кровати не хватало смелости. Скорей бы наступило утро…

«Утро туманное, утро седое», – стучало в висках, как заезженная пластинка, ныло все тело, в голове полыхал адов огонь. «Утро туманное, утро седое…» «Утро туманное…» «Утро седое…»

Где-то неподалеку прогремел поезд. Потом еще, и еще один, и пластинка в голове сменилась.

«Слушая говор колес непрестанный»… «Слушая говор колес»… «Давай встряхнись»… «Поднимись на новый уровень взаимоотношений»… «Выносливость действительно имеет значение»… «Движение в радость»…

Кто придумал эту чушь! Шевелиться было больно, любое движение вызывало в голове новые ослепляющие вспышки пожара. Оставалось только лежать, глядя задумчиво в небо широкое…

Стемнело. Широкое небо заволокло тучами. Пожар в голове понемногу стихал, но нестерпимо заныло сердце, в душе росло гнетущее чувство тревоги от ощущения потери чего-то важного, глобального. Оно росло, как снежная лавина, как океанская волна во время цунами, накрывало с головой, душило. Хотелось встать, но никак не получалось. Хотелось вспомнить – но адов огонь выжег мозг и превратил память в угли и золу. От беспомощности, от осознания утраты себя, своего прошлого из глаз к вискам потекли мокрые теплые дорожки. Обзор широкого неба загородила смешная конопатая мордашка – то ли мальчишки, то ли девчонки лет девяти-десяти.

– Тетя, ты чего у путев валяешься? Пьяная, что ль?

– Eletto! Devi farlo in ogni caso!.. Devi farlo in ogni caso!.. Eletto! – вырвался хрип из груди, и стало совсем страшно. С языка помимо воли слетали чужеземные слова, смысл которых был непонятен! Что за ерунда? Что происходит?

– Мама!!! Мама!!! – заголосил, как иерихонская труба, то ли мальчишка, то ли девчонка. – Здесь тетя-монашка валяется! Она, наверное, из поезда упала!

Тетя? Монашка? Упала с поезда! Тетя-монашка. Монашка-тетя! МОНАШКА! Вот оно, значит, как. Вот оно как бывает! Жизнь меняет вкус – из мяты в арбуз! Крик ужаса, готовый сорваться с губ, остановили звуки приближающихся шагов и недовольный женский голос:

– Опять ты фантазируешь, болтушка! А ну домой!

– Ну правда! Не вру я! Тут мама римская в кустах. Не пьяная, я проверила.

– Сейчас я тебе уши-то откручу. Будет тебе и папа римский, и мама. Это ж надо такое сочинить! Мама римская!