Дорога к озеру Коцит - Кирилл Каратаев

Я знал, что демон не будет бить издалека, оттягивая удовольствие, и в связи с этим начало моего пути до места битвы было почти медитативным, однако уже за несколько десятков метров до цели, я приготовился к отражению любой атаки.

К облегчению, смешанному с лёгким разочарованием, её не последовало, и я беспрепятственно вошёл на нашу импровизированную арену. Удара не последовало и тут, меня встретила лишь нервно звенящая тишина. Обрывок случайного ветра скользнул по моей крепко сжатой руке, невольно расслабив давление на стиснутый до боли эфес. Под ногу попался небольшой камешек, заставив меня чуть пошатнуться и беспокойно оглядеться по сторонам. Я сделал несколько коротких, тихих шагов в глубь каменного пейзажа и прижался плечом к останкам бывшей стены. Осколок прошлого ответил на моё прикосновение тревогой и прохладой. И ещё ни одного востребованного мною звука не нарушило печальное молчание этих мест.

Я решил аккуратно пройти всё наше вероятное поле битвы по кругу, осмотреть местность, познакомиться с ландшафтом и, возможно, увидеть какие-либо следы врага. В процессе осуществления данного мероприятия, я пришёл к логичному заключению о том, что увиденная мной местность навевает тоску, ландшафт в целом однообразен, а следов врага обнаружить, увы, не удалось. Не могу сказать, что все эти открытия сильно меня опечалили, но определенный, не самый лучезарный осадок остался.

Демон всё ещё не подтверждал своего вероятного присутствия, что накидывало в мою душу ворох некоторых сомнений, связанных с самой возможностью этого присутствия. Эти сомнения яростным ветром разметал лёгкий шорох сбоку от меня. Ударил я ещё раньше, чем повернулся и увидел в кого бил. Когда мой взор всё же снизошел до объекта приложения моих немалых сил, то я обнаружил, что на одном из равнодушных камней появилось индивидуализирующее его среди других пятно, состоящее из кровавых лоскутков мяса и серой шерсти. Вся картина свидетельствовала о том, что какой-то местный зверёк явно не вовремя вышел на запланированную послеобеденную прогулку.

Что и говорить, нервы мои были на пределе. В любой проклятый момент я мог превратиться из условного охотника во вполне реальную жертву. Позади раздался ещё один шорох, и ещё одно красно-серое пятно дополнило действующий пейзаж. Рисковать я не собирался, и, если для собственного спокойствия придётся превратить в желе всю местную фауну, я это сделаю без раздумий.

Постепенно я начал углубляться в молчаливую чехарду заросших руин, тщетно пока стараясь отыскать моего приятеля-игрока. Неожиданно, я увидел перед собой, волей огня, практически целое строение. Оно, как и всё вокруг, заросло и немилосердно потрескалось, но всё же замысел архитектора был вполне заметен в отличие от наблюдаемой мной до сих пор кучи обломков. Здание было низким, чуть выше меня, без острых углов и с парой узких прорезей вместо полноценных окон. Несколько заинтригованный я подошёл к нему вплотную в поисках входа.

Вход обнаружился довольно быстро, он представлял собой небольшую дыру в основании и для того, чтобы пролезть в неё, пришлось изрядно согнуться. С честью справившись с этой преградой, я очутился в маленькой, абсолютно пустой комнате с низким, заставляющим пригнуть голову потолком и замысловатой игрой, прорывающегося из прорезей в стене света.

Эти несколько отрядов света, отчаянно борющиеся с армадой тьмы, дарили случайному зрителю возможность увидеть на одной из стен проскальзывающую в их атаках надпись. Я подошёл ближе и прищурился, — это оказались грубо и небрежно вычерченные стихи.

Забытые сны развлекаются ложью,

Печалит костры ожиданье войны.

Сменяется ласка неузнанной дрожью,

Играют дороги — пусты и пьяны.

Вероятно, прошлый обитатель позабытой временем кельи, выбивший из камня этот крик души, был неисправимым и непонятым среди своих романтиком. А может ещё и гуманистом, что в те далёкие времена тотальных войн практически равнялось предательству. Хотя, надо признать, что каждое его слово было правдой. Вся эта жизнь была наполнена обманом, изменой, нескончаемой войной. И мы окунаемся в них, не зная и не ища чего-то лучшего, и нам это нравится. Нравится, не думать о том, что мы можем быть не правы, о том, что всё могло бы быть немного иначе, немного честнее, немного справедливее. Что можно разбить, давно уверенно стоящие за нами тотемы золота, славы, власти. Всёго того, что несгибаемо влечёт за собой, и от обладания чего ты уже априори становишься правым. А потом тебе уже наплевать и на правду, и на сомнения, ты просто идёшь, берёшь и хохочешь, не замечая грязь, покрывшую твою душу. Не замечаешь ни на себе, ни на других. А другие не видят её на тебе, они видят лишь тебя — сильного и правого и хотят, чтобы ты стал отражением в их покрытом рубинами зеркале.

И каждый из нас несёт над своей гордо поднятой головой ореол личной истины, истины единственно верной и убивает, если кто-то позволит себе сомнений в этом. Хотя убивает редко, но хочет убить всегда. А потом мы умираем, и наша смерть, смерть нашей, такой чудесной, такой важной правды не меняет абсолютно ничего. Просто появляются другие, и отныне они становятся теми, кто прав.

Я сел на низкий плоский камень, неожиданно одаривший меня успокаивающей теплотой. Мне стало пронзительно скучно. Скучно оттого, что я такой же, как и все и, не смотря на то, что могу идти по любой дороге, иду туда же, куда и каждый. И конец моей дороги будет такой же, как и у всех, такой же грустный, глупый и в чём-то неуловимо смешной. Смешной оттого, что в него не верят до последней минуты. Смешной оттого, что все считают, что уж они то достойны чего-то лучшего, чем земля и забвение. И в этот последний решающий раз они всегда неправы.

И я был таким же, как все, я тоже не верил, несмотря ни на что я не верил, что вся моя жизнь в последнем итоге абсолютна бессмысленна. И я готов был цепляться за любой шанс, чтобы доказать эту обречённую ложь. Затем я и отправился в этот странный поход, затем и вытребовал у Трёхрогого тайну дороги к Предвечному Пламени, дороги, которая если верить древним, наполовину забытым легендам, прямым курсом вела в саму вечность, в вечность из которой не будет возврата. Мне собственно было абсолютно наплевать на дальнейшую судьбу всех дьяволов и уж тем более ангелов. Я пошёл именно из-за этой дороги, из-за этой манящей сказки. Пошёл, потому что как широко раскрывший глаза ребёнок, упрямо верил в эту старую, недобрую сказку. Пошёл, потому что