Как общаться с вдовцом - Грэм Джойс

— Думаю, Рассу придется нелегко, — говорю я.

— Если честно, мне кажется, в конце концов ему так будет лучше.

Мимо нашего столика, сконфуженно улыбаясь, протискивается длинноногая симпатичная девчонка с невероятно блестящей кожей, в коротких шортиках и топике; мы дружно оборачиваемся и провожаем ее взглядом. Потом Джим поворачивается ко мне, ловит мой взгляд, подмигивает и говорит:

— Ну и задница! За такую ничего не жалко.

Но я не собираюсь обсуждать с ним задницы. Ладно, признаюсь, я тоже на нее смотрел, да, действительно, задница незаурядная, первый сорт, но я, в отличие от Джима, не женат и больше подхожу этой девушке по возрасту, а это значит, что я просто обязан на нее посмотреть, но если я отвечу Джиму, который буквально облизывается, то по ассоциации с ним буду грязным старикашкой, так что я говорю:

— Вы полагаете, после всего, что Рассу пришлось пережить за последний год, ему пойдет на пользу переезд в другой город, перевод в новую школу, расставание со всеми, кого он знает?

Джим хмурится, поднимает кружку с пивом и рассматривает ее на свет, словно ищет ответ на вопрос, а потом делает глоток.

— Он связался с плохой компанией. Школьный психолог говорит, что он прогуливает уроки и учится из рук вон плохо.

— С плохой компанией он может связаться в любой школе.

— Точно, — соглашается Джим, оборачиваясь и разглядывая стайку проходящих мимо нас девиц. — Так какая разница?

— Джим, он страдает. Он все еще оплакивает Хейли, ему нужно смириться с ее гибелью. Если вы увезете его во Флориду, это лишь добавит ему причин для злости. Разве вы с Энджи не можете чуть-чуть подождать? Через несколько лет он поступит в колледж, и вы сможете уехать.

— Мы и так уже отложили отъезд из-за Расса. Мы собирались поехать еще в том году. Все было решено. Но потом умерла Хейли…

— Какая досада.

Я крепко сжимаю кружку, жалея, что не способен расколошматить ее о голову Джима. Вероятно, он забил бы меня до смерти своими кулачищами, а потом подал на мой труп в суд. Чертовы адвокаты.

Джим примирительно поднимает руки.

— Ладно, я не так выразился. Я имел в виду, что так как Хейли умерла и я принял опеку над Рассом… нам с Энджи было нелегко свыкнуться с такой переменой.

— А каково бы вам было, если бы ваша мать погибла в авиакатастрофе? Как быстро вы свыклись бы с этой переменой?

Джим опускает голову и делает глубокий глоток пива; когда он поднимает голову, я вижу у него на кончике носа пятнышко пивной пены.

— Не надо читать мне мораль, Дуг. Хейли годами настраивала мальчика против меня, и вы это знаете. Думаете, так просто взять к себе в дом, к своей жене и сыну ребенка, который привык тебя ненавидеть? Мой первый брак распался из-за меня, и знаете что: я не хочу, чтобы и второй развалился по моей милости.

— Поэтому вам наплевать на Расса.

— Разумеется, это не так. Но Энджи для меня тоже кое-что значит. — Он делает глубокий глоток. — Я все-таки не подлец.

— Ну нет. Вы, черт подери, герой.

Джим с грохотом опускает кружку с пивом на стол, он так сильно сжимает ручку, что у него белеют костяшки пальцев. Лицо багровеет от ярости, от прежней маски вежливости не осталось и следа.

— Послушай, ты, говнюк, — угрожающе произносит он низким голосом. — Я делаю скидку на твое горе, но ты начинаешь действовать мне на нервы. Я с Хейли немало дерьма хлебнул и не собираюсь терпеть взбрыки всякой срани вроде тебя. Я люблю Расса, но хочешь не хочешь, у меня есть жена и еще один сын, о которых я должен заботиться, а с Рассом куча проблем, которые не должны их касаться. Ты ни черта не знаешь о моей жизни, ты просто приперся сюда, и черт меня подери, если я позволю тебе меня судить. Ты не член этой семьи, ты лишь жалкий ее обломок, не пришей кобыле хвост, ты до сих пор болтаешься у нас под ногами только потому, что еще не решил, куда податься.

Мы пристально смотрим друг на друга через стол, и я вижу неприкрытую ненависть, которая, словно дикий зверь в клетке, бешено бьется в его глазах. Я два года жил с женщиной, которую он некогда любил, и с его ребенком, в доме, который купил он. Джим променял семью на секс, а потом секс променял на другую семью, которую, как мне иногда кажется, он не очень-то любит. Пока Хейли была жива, у Джима хватало наглости думать, будто единственное, что мешает ему вернуться к прежней, лучшей жизни, — мужик, который каким-то образом занял его место. И это не просто моя догадка: я сужу об этом по длинным пьяным сообщениям, которые Джим время от времени посреди ночи оставлял на нашем автоответчике, слезно умоляя Хейли ему позвонить.

— Я не осуждаю вас, Джим.

— Черта с два.

— Дело не в вас и не во мне, — поясняю я. — Я думаю о том, что будет лучше для Расса.

Джим смотрит на меня долгим взглядом.

— Если вы думаете, что это так просто, почему же вы тогда не возьмете его?

— Что?

Джим пожимает плечами.

— Пусть живет у вас — и проблема решена.

— Он не мой сын.

— А мог бы им быть.

Он откидывается на стуле и допивает пиво, тут же доливая себе из кувшина.

— Как вы думаете, чего бы хотела Хейли?

— Дело не в этом.

— Разве?

— Меня можно в расчет не принимать. Как вы и сказали, я лишь обломок.

— А вы сказали, мы здесь обсуждаем, что будет лучше для Расса, — самодовольно ухмыляется Джим. — Похоже, мы оба несем чушь, да?

— Ради всего святого, он ваш сын! Вы не можете вот так просто его отдать.

Джим откидывается на спинку стула, закидывает руки за голову и напрягает бицепсы, чтобы понравиться дамам.

— Энджи несчастна, Расс тоже несчастен, — говорит он. — Моя задача — сделать их обоих счастливыми, и, как мне кажется, есть лишь один выход из ситуации: ваша помощь. Я знаю, что только лишний раз подтвержу всеобщее мнение обо мне как об отвратительном отце, но в конце концов главное — чтобы сыну было хорошо, и неважно, как это выглядит в чужих глаза, правда?

— Вы полагаете, что отдать сына в чужие руки — благородный поступок?

— Я не отдаю его. Я просто даю ему свободу.

Я смотрю на Джима в мокрой от пота рубашке-поло, уверенного в том, что он одержал победу, и думаю о Хейли, о том, как широко распахивались ее глаза, когда она рассказывала мне о Рассе и о том, что она изо всех сил старалась быть хорошей матерью. Я вспоминаю, как Расс плакал на надгробии Хейли, я представляю себе, как он лежал в промозглом подвале у Джима дома и слушал, как Джим трахает Энджи. Я думаю о том, как я одинок: одиночество, точно раковая опухоль, опутывает мое нутро. У меня в голове раздается голос Клэр, но я уверен, что слышу, как говорю это сам: