Лунный парк - Брет Истон Эллис

Вернувшись в гостевую, я принялся допивать водку, и в голове моей крутилась одна только мысль, всего два слова.

Он вернулся.

Я проснулся в гостевой от шума насоса, сдувающего листву, и, посмотрев в окно (открытый грузовичок садовника обозначил субботу), я на несколько секунд почувствовал себя в полном порядке, пока не сообразил, что одет (дурной знак), как заснул – не помню (аналогично), и все это слилось в тревожный комочек. Я тут же вскочил на ноги, споткнувшись о бутылку «Кетель уан», купленную накануне вечером, и бутылка эта была пуста (тоже так себе знамение). Однако ж порожняя бутылка означала, что посетивший меня страх всего лишь результат похмелья – я был жив, здоров, в порядке.

Еще одна примета вызвала во мне смешанные чувства: кружка нелепых размеров, которую я обычно прятал под кроватью, стояла на ночном столике, до половины заполненная мочой. Это означало, что ночью я был настолько пьян, что не смог добраться до гостевой уборной в паре метров от кровати, но не настолько, чтоб утратить способность направить струю куда следует, а не на бежевый ковер. В итоге получалось: написал в кружку, но не на ковер – плюс или минус? Я быстро подошел к двери: удосужился ли я запереться перед провалом? Обычная утренняя тревога слегка рассеялась, когда я понял, что дверь была закрыта и, значит, Джейн не могла застать меня в таком виде (в отрубоне, водкой разит, у изголовья – кружка с мочой). Тут я подумал, что она, возможно, даже и не пыталась, и тревога только усилилась.

Я аккуратно понес кружку в кухню (ее можно было опорожнить в гостевой уборной, но я забыл) и, проходя сквозь гостиную, заметил, что ковер под ногами стал еще темнее – былой беж обернулся теперь чуть не светло-зеленым – и ворсистее (первая мысль: ковер растет). Роза пылесосила, особенно налегая на какое-то пятно. Я осторожно подошел и, заметив, что это отпечатки измазанных в пепле подошв, подумал: а почему это она не вычистила их еще вчера? Роза подняла глаза и выключила пылесос, ожидая от меня каких-то слов, но мое внимание отвлекли мебель, до сих пор не расставленная по местам, и похмелье; кроме того, комната казалась мне неодолимо знакомой, и от этого было сильно не по себе, и любые слова в подобной ситуации были бы совершенно излишними.

– Я думаю, это из-за вечеринки, мистер Эллис, – наконец прорезалась Роза, указывая на ковер.

Я уставился на пепельные отпечатки.

– Это из-за вечеринки он цвет поменял?

– Я слышала, народу много. – Она помедлила. – Может, они проливали выпивку?

Я медленно поднял на нее глаза:

– Чем же, вы думаете, мы их тут угощали? Зеленым красителем?

Роза смиренно смотрела на меня. Последовала пауза, которой, казалось, не будет конца. Непринужденным жестом я попытался компенсировать свою резкость. Не подумав, я поднял кружку к губам и – так же непринужденно – отвел.

– Мисс Деннис, она на улице, – только и сказала Роза, после чего отвернулась, включила пылесос, а я проследовал далее – на кухню.

Стопка утренних газет лежала на столе, и очередной заголовок гласил об очередном пропавшем мальчике, на этот раз по имени Маер Коэн. Я мельком глянул на фото (лет двенадцать, не ярко выраженный семит), но успел прочесть, что исчез он в Мидленде – всего в пятнадцати минутах езды от нашего дома. Моей реакцией было перевернуть газету передовицей вниз.

– Только не сегодня. Сегодня на это у меня нет сил, – в голос сказал я и, подойдя к раковине, аккуратно вылил туда содержимое кружки и помыл ее.

Облокотившись о стойку, руками я уловил вибрацию бесшумной посудомоечной машины, скрытой за панелью вишневого дерева. Вибрация подуспокоила меня, но вскоре шум насоса, продувшего всю стену до заднего двора, заставил меня поднять глаза и посмотреть сквозь стекло.

Тут я вспомнил про надгробие.

Вытянув шею, я внимательно оглядел поле.

Поколебавшись какое-то время, я все же признал, что надгробия там нет.

Однако эпический мрак прошлой ночи вернулся.

Я все же вышел на террасу; стояло прекрасное безоблачное утро, было снова не по-осеннему тепло, и при свете дня всякие ужасы и опасности казались мнимыми настолько, что вчерашнего приключения (и страха, мной испытанного) как будто и не бывало. Передо мной раскинулся Виктор, и шум насоса его нисколько не беспокоил. Я открыл дверь из кухни, и хвост его забил в нетерпении о настил террасы, но завис в воздухе, когда пес понял, кто пришел, и тогда хвост медленно опустился, поджался меж задних лап. Пес раздул ноздри и испустил тяжкий и влажный вздох. Я поискал в джинсах ксанакс, заглотил парочку, и меня тут же несколько подотпустило, но тут я увидел работника, нависшего над джакузи (значит, точно суббота), который вылавливал оттуда нечто похожее на мертвую ворону. (Воскресным вечером у Алленов мне расскажут, что еще одну ворону пригвоздили к стволу сосны напротив дома Ларсонов, другую «разломили пополам» и засунули в почтовый ящик Муров, еще одну нашли «разжеванной» – как выразился Марк Хантингтон – в багажнике «гранд-чероки» Николаса Мура, плюс еще одна свисала с сетки, покрывающей два дуба перед домом О'Конноров.) Подойдя поближе, я заметил, что эту ворону от всех виданных мной прежде отличал нездорово длинный и острый клюв. Работник и я молча стояли, разглядывая птицу, пока он не спросил: «Ребят, у вас кошка есть?» В воздухе пахло дымом, солнце еще только шло к зениту. Возле бассейна Сара оставила Терби, и в утреннем свете он тоже был похож на черный труп.

Я снова оглядел поле – убедиться, что надгробие исчезло. Я рассматривал ровное поле, чей рельеф слегка поднимался на кромке леса, и вспомнил, как Джейн однажды назвала его лугом и каким он тогда казался невинным.

Звук насоса все приближался, и я пошел по направлению к садовнику – молодому белому парню, с которым раньше я не говорил ни разу. Он выключил насос и пошел навстречу, щурясь на солнце. Я сказал садовнику, что хочу ему кое-что показать, и указал в сторону поля. Пока мы шуршали листьями по двору, я спросил, не слышал ли он о каких-либо странных происшествиях. Я обратил внимание, что в ожидании ответа замедлил шаг.

– Странных? Ну, мисс Деннис жаловалась, что кто-то объедает ее растения и цветы. Пара мертвых мышей, задранная белка-другая, вот, собственно, и все. – Садовник пожал плечами. Его тон предполагал, что явления эти вполне обычные.

– Это, может, наш пес, – сказал я, как отрезал, – тот, на террасе. Ох и любит он озорничать, есть в нем какая-то свирепость.

Садовник не знал, что на это ответить. Он молча улыбнулся, но улыбка слетела с лица, когда он понял, что я не шучу.

– Да, но у мисс Деннис такие цветы, что собаки обычно не едят.

Мы уже дошли до границы двора.

– Вы не знаете этого пса. Вы и представить себе не можете, на что он способен.