Долгая долина - Джон Эрнст Стейнбек

Джим проехал не больше мили, когда услышал впереди топот копыт. Через минуту всадник поравнялся с ним и остановился.

– Ты, Джим?

– Ну, я. А, здорово, Джордж!

– Я как раз к тебе собирался. Хотел сказать… Ты ведь знаешь родник, который в верхней части моих земель?

– Как не знать.

– Ну вот, я к нему ходил сегодня днем и нашел кострище, а рядом – копыта да голову теленка. Шкура почти целиком сгорела, но твое клеймо я разглядел.

Джим выругался.

– А давно костер-то жгли?

– Земля под золой была еще теплая. Прошлой ночью небось. Слушай, Джим, я с тобой поехать не могу, мне в город надо, но я решил тебя предупредить.

Джим тихо спросил:

– А сколько там примерно человек было, не знаешь?

– Нет, я особо не приглядывался.

– Что ж, придется съездить и посмотреть, в чем дело. Я тоже собирался в город. Но если завелись воришки, надо с ними покончить: я скот терять не хочу. Если ты не против, я срежу путь через твою землю, Джордж.

– Я б и сам с тобой поехал, да в город надо. У тебя ружье с собой?

– Конечно. Вот, под ногой. Спасибо, что предупредил.

– Да не за что! Срезай где тебе угодно. Доброй ночи!

Джордж развернул лошадь и ускакал в том же направлении, откуда приехал.

Несколько секунд Джим сидел в лунном свете, глядя на свою недвижную тень. Он достал винтовку из кобуры, заправил в магазин патроны и положил ружье поперек луки. Потом свернул налево с дороги, поднялся на невысокий кряж через дубовую рощу, проехал по гребню, заросшему травой, и спустился по другому склону в следующий каньон.

Полчаса спустя Джим вышел к заброшенному лагерю у родника. Поддел ногой и перевернул тяжелую коровью голову, пощупал пыльный язык – чтобы по сухости определить, давно ли убили животное. Зажег спичку и рассмотрел подпаленное клеймо. Наконец Джим вновь сел на коня и по травянистым холмам поскакал к своему дому.

Вершины холмов обдувал теплый летний ветер. Луна, поднявшись на четверть в небо, побледнела и стала цвета крепкого чая. Среди холмов пели койоты, им душераздирающе подвывали собаки с окрестных ферм. Внизу зеленели дубы и желтела летняя трава – в ярком лунном свете все цвета было видно почти как днем.

Джим пошел на звуки колокольцев своего стада: скот мирно жевал траву в компании нескольких оленей. Джим долго прислушивался, не доносится ли откуда топот копыт или человеческие голоса.

В двенадцатом часу он развернул коня к дому, объехал западную башню каменного замка и снова вышел на лунный свет. Внизу тускло светились крыши его дома и сарая. Окно спальни отбрасывало на траву у дома узкий блик.

Заслышав приближение Джима, пасущиеся на склоне лошади подняли головы. Их глаза сверкнули красноватым блеском.

Джим почти подъехал к забору, когда услышал в конюшне топот копыт – он резко осадил мерина и замер, прислушиваясь. И снова: тук-тук. Джим поднял винтовку, бесшумно спешился, бросил коня и стал красться к конюшне.

В темноте слышался скрип зубов: лошадь жевала сено. Джим крался по проходу, пока не дошел до занятого стойла. Там, послушав еще минуту, он чиркнул спичкой о приклад винтовки: перед ним стояла оседланная и взнузданная лошадь, подпруга ослаблена, удила висят под подбородком. Лошадь перестала жевать и повернулась на свет.

Джим задул спичку и быстро вышел из сарая. Он сел на край корыта и заглянул в воду. Мысли возникали в его голове так медленно, что он облекал их в слова и едва слышно проговаривал вслух:

– Может, заглянуть в окно? Нет, тень от моей головы упадет в комнату.

Джим посмотрел на винтовку в своей руке. В тех местах, за которые ее держали, черное покрытие стерлось, обнажив серебристый металл.

Наконец Джим решительно встал и зашагал к дому. На заднем крыльце, прежде чем ступать на доски, он осторожно проверял ногой каждую. Из-под дома вылезли три пса: встряхнулись, потянулись, помахали хвостами и снова легли спать.

На кухне было темно, но Джим знал, где что стоит. Он вытянул вперед одну руку и, шагая по комнате, прикасался то к углу стола, то спинке стула, то к вешалке для полотенец. Он шел так бесшумно, что сам не слышал собственных шагов: только дыхание и шелест брючин друг о друга, да тиканье карманных часов. Дверь в спальню была распахнута, из нее на пол кухни падал прямоугольник лунного света.

Лунный свет лежал и на кровати. Желька спала на спине, накрыв мягкой голой рукой лоб и глаза. Мужчину Джим не разглядел: он спал лицом к окну. Джим затаил дыхание и смотрел. Вдруг Желька пошевелилась во сне, а мужчина вздохнул и повернулся лицом к двери – то был двоюродный брат Жельки, всегда чем-то смущенный здоровяк.

Джим развернулся, быстро и бесшумно прошел через кухню и спустился по ступенькам. Он вернулся к корыту и снова присел на его край. Луна была белая как мел и плавала на поверхности воды, освещая на дне упавшие с губ лошадей соломинки. Он отчетливо видел комариных личинок, дрыгающихся в воде, а на самом дне лежал тритон.

Джим несколько раз всхлипнул: сухо, натужно, удушливо, и сам не понял почему – ведь все его мысли были о заросших травой склонах и об одиноком летнем ветре.

Потом он вспомнил, как его мама ставила ведро под зарезанную свинью, чтобы собрать кровь. Сама она отшатывалась, а ведро держала на вытянутых руках, чтобы не забрызгало одежду.

Джим окунул руку в корыто и разбил луну на множество крошечных желтых водоворотов. Смочив лоб, он встал и пошел в дом. Он уже не старался двигаться бесшумно, однако по кухне прошел на цыпочках и замер в дверях, глядя на Жельку. Та шевельнула рукой, приоткрыла глаза… и тут же распахнула. Они влажно блеснули в лунном свете. Джим заглянул в них, но лицо его не дрогнуло. Из носа Жельки выкатилась крошечная капля и остановилась в ложбинке над верхней губой. Жена смотрела прямо на него.

Джим взвел ружье. Стальной щелчок огласил весь дом. Спящий мужчина беспокойно пошевелился. У Джима затряслись руки. Он поднял винтовку и крепко стиснул, чтобы не дрожала. Взял на мушку белый прямоугольник между бровями и линией роста волос. Мушка немного подрожала и замерла на месте.

Грянул выстрел. Джим, все еще смотревший на кровать поверх дула, увидел, как вся она вздрогнула от удара. На белом лбу мужчины появилась маленькая черная дырочка без единой капли крови. Зато особая пуля – с полостью в головной части – размозжила затылок и вышибла мозги на подушку.

В горле у двоюродного брата Жельки что-то булькнуло. Руки выползли из-под одеяла, точно огромные белые пауки, вздрогнули и умерли.

Джим медленно перевел взгляд на жену. По лицу у нее бежали слезы. Глаза неотрывно смотрели на кончик дула. Она тихо скулила, точно замерзший щенок.

Джим в панике развернулся. Его сапоги застучали по кухонному полу, на улице он замер и медленно двинулся обратно к корыту. В горле застряло что-то соленое, сердце больно сжималось. Он стянул шляпу и окунул голову в корыто, потом перегнулся через него и сблевал на землю. Из дома доносились шаги и тихое поскуливание Жельки. Джим выпрямился: силы его покинули, голова кружилась.