Заклятие Пандоры - Лия Сальваторе

– Я думаю, лучшим решением будет ожидание. В конце концов, этот чертов первовампир сам меня найдет.

– И убьет!

– Я буду его ждать! Если б он хотел, он бы уже убил меня.

Кира сердито смотрела в другую сторону, в такт притопывая ногой.

– А что ты можешь предложить?! – не выдержал вампир.

– Я хочу узнать, как его можно убить!

– Так сразу…

– Он убил дядю Джеймса, даже не задумавшись!

– Что происходит? – из комнаты вышла Лианна, вид у нее был, мягко говоря, неважный.

– Лианна, нам нужно знать, с кем ты поддерживала контакты все эти годы?

– Ну, вообще–то, мало с кем… – Лианна села рядом с Дарреном. – А что?

– Пытаемся вычислить этого вампира.

– Я общалась только с Меган и Аароном, но не думаю, чтобы они…

– Конечно.

Даррен встал и начал мерить комнату тревожными шагами. Больше всего на свете ему хотелось сейчас утешить Лианну, успокоить ее, прижать к себе, сказать, что все будет хорошо. Но он прекрасно понимал, что именно этого сейчас делать не стоит. Этот первовампир, которого Даррен в мыслях уже начал называть Каином, мог следить за ними в эту самую минуту, и ему не хотелось навлекать на себя его гнев лишний раз.

– Я иду спать! Не знаю как вы, а я ужасно устал!

И правда, за окном уже вовсю чернела вступившая в свои законные права ночь. Но на самом деле, он просто хотел побыть один. По глазам Киры вампир понял, что она все поняла. Даже больше того, что он мог бы ей сказать. Даррен ушел в соседнюю комнату, напоследок хлопнув дверью, как бы подтверждая свое желание побыть в одиночестве.

Вампир упал на кровать с размаху, не раздеваясь. Смятые простыни окутали его еще сохранившимся теплом спавшей на них Лианны. Думать не хотелось. Хотелось уйти от всего, забыться, жить в свое удовольствие. В комнате было темно, задвинутые жалюзи не пропускали света, лишь пробивалась узкая желтая полоса из–под двери. Даррен широко зевнул. Сон сам пытался заключить его в свои объятия. Поставив в уме галочку подумать на досуге о происходящем, Даррен крепко уснул.

Темнота и мрак рождались в каждом кусочке земли, на который он ступал. Лед и тьма, холод могил следовали за ним всюду. Не было жизни ни в чем, чего он касался. Один взгляд тяжелых, глубиной с Тартар, глаз превращал все несущее тепло и свет в осклизлые и дышащие безнадежностью сгустки. Так было. И так будет всегда. Для него не было на этой земле счастья, не было и не будет ни в чем и никогда, как бы ни пытался он создать некое его жалкое подобие. Ему были недоступны радости простых смертных. Они приносили ему лишь невыносимые страдания, напоминая о том, что он когда–то давно утратил.

Не было в нем никакой надежды. Она давно уже смерзлась за пустотой выжженной им самим же души. Даже в отчаянных порывах найти успокоение были отголоски боли. Даже любовь не могла принести ему ничего, кроме страданий. Потому что все, к чему он прикасался, умирало, рано или поздно. Его сыновья не были подобны ему. И он завидовал им. От него у них осталась лишь жажда крови. Этот мир менялся так быстро, что он, с тысячелетним грузом несчастий, преследовавших его, не мог справиться с этим и поспеть за ним. Оставалось скрываться в глубине забытых подземелий, изредка отдавая приказы своим первым детям, развлекать его.

Его боялись…

О да…

Ненавидели.

И боготворили.

Когда он, сжигаемый ослепляющей яростью, убил одного из своих первых детей, а затем выпил всю его кровь до последней капли, превратив лишь в сухую и беспомощную оболочку, тогда остальные поклялись служить ему верой и правдой, клялись никогда больше не вызывать его гнев.

Ведь он был сильнее. Они даже не представляли, насколько он был силен. Он был силен настолько, что мог соперничать бы с самим Богом. И их раболепие лишь забавляло его. Время от времени он убивал кого–нибудь у них на глазах. Убивал изощренно и мучительно, чтобы они не переставали бояться его. И служить ему.

И сегодня был такой день. Совет был созван. Убийство подготовлено. Он уже предвкушал это, и ему не терпелось начать. Он уже ощущал металлический привкус жажды убийства. Как мог он насытиться этим, если каждая новая пытка доставляла ему наивысшую радость? Ради этого стоило жить тысячи лет…

Он был приверженцем тех времен, когда вампиры вставали из своих могил. Но он был первым. И у него не было места собственного упокоения, поэтому он смог сделать его себе сам. Это место, изукрашенное черепами всех его жертв – их насчитывались тысячи за прошедшие века – доставляло ему болезненную радость. Он любил вспоминать каждое убийство, смакуя его во всех подробностях, заново переживая ужас жертв и заново распаляясь желанием. Черепа самых любимых жертв он превращал в кубки, из которых заставлял пить Совет. Конечно, это было не только необходимой мерой. Это доставляло ему удовольствие. А из кубка, сделанного из черепа убитого им первого сына, он пил сам.

Да… возможно, этот день тоже наградит его чем–то…

Жертва была привязана к каменному столбу. Своды каменной пещеры, расположенные под землей на немыслимой глубине, озарялись чадящим светом факелов. Он втянул запах дыма. Как же прекрасно…

Раздался тихий стон, и этот стон отозвался в нем самом зверской радостью. Жертвой была девушка. Она была связана очень крепко, так крепко, что из рук, передавленных веревкой, сочилась кровь. Ее кровь была сладкой, тягучей, она манила… Голова девушки была опущена. Он коснулся ее нежной и мягкой щеки своей обросшей на ладонях серой шерстью рукой, с загнутыми, но отнюдь не изломанными, а тщательно отшлифованными, когтями.

Он оглянулся на Совет. Каменные лица. Ничем не выдадут свое отвращение и страх. Страх, что завтра жертвой может оказаться один из них. Он чувствовал все это. И упивался…

Девушка застонала еще раз.

Он взял в свою руку часть роскошных каштановых волос. Как же прекрасен этот миг…

Девушка подняла голову. В ее черных, затуманенных болью глазах, не было страха.

– Прощай, Лианна… – шепнул он.

Раздался крик, нечеловеческий ужасный крик, разрывающий барабанные перепонки и поднимающий в душе первобытный неосознанный страх.

И Даррен проснулся.

– Это просто сон… – пробормотал он, прислушиваясь к ровному дыханию Лианны в соседней комнате. – Просто сон…

– Конечно, сон… – сонно сказал Кира.

Даррен неожиданно обнаружил, что Кира лежит рядом с ним.

– Что ты здесь делаешь?

– Сплю, как видишь…

– Почему ты не с мамой?..

– Мне было страшно…

Она по–детски доверчиво прижалась к нему, и он не стал ее отталкивать.

– Давно ты здесь?

– Почти с самого начала.