Остров Дохлого дракона. Часть вторая - Андрей Шоппер

встал на первую вахту — до полуночи. Встал в прямом смысле этого слова — подошёл к левому борту судна и простоял до тех пор, пока его не сменил Линь, вглядываясь в темноту леса. Даже пытался с помощью магии переместиться в голову Хулкура, но ничего не получилось. И даже когда Линь принял у него вахту Ивашка сразу не ушёл спать, обошёл судно, спустился в кубрик, вслушиваясь в размеренный храп гномов. Этот-то храп его и успокоил, по крайней мере, позволил заснуть, хотя поверхностным, чутким сном и всего на несколько часов. Склянки только пробили шесть, а он уже одетый в чёрный змеиный комбинезон стоял у шлюпбалки, на ходу дожёвывая бутерброд, который успела сунуть ему Натали. Толстун тоже был уже готов к высадке на неприветливый Западный материк.

Через полчаса лодки уже были в пути. Не слышалось ни смеха, ни громкого разговора. Вся команда переживала за Хулкура, который успел завоевать сердца гномов заботой. Не было ни у одного матроса даже пустяковой царапины, не говоря уже о серьёзных ранах, которую бы он не залечил прямо у них на глазах, снял боль. Гномы просто не представляли себе, как они теперь будут без Хулкура. Не дай бог, с ним что случилось, да они весь Западный материк на уши поставят.

Первые из лодок выбрались арбалетчики и заняли круговую оборону, чтобы прикрыть высаживающихся на берег, в случае атаки неприятеля. Но всё было тихо. Никто гномов не атаковал. Матросы спокойно высадились на берег и двинулись за Ивашкой. Капитан когда-то, словно, был здесь, так всё ему было знакомо. Это всё тот случай на борту гоблинского фрегата, когда он залез в мысли баньши, чтобы выучить его язык. А получилось, что к нему перешли и все воспоминания Хулкура. И теперь гном мог без малейшего труда восстановить в памяти маршрут, которым баньши ходил от маточного дерева на берег океана покупаться.

Быстро без всяких приключений дошли до маточного дерева. Никто из гномов, конечно, никогда не был в посёлке жёлтых баньши, но любому было ясно — это место оставили совсем недавно. Ещё сохранилась примятая трава, кое-где видны те или иные предметы, по которым безошибочно можно определить, что они принадлежали разумным существам. Но самих этих существ не было. Баньши ушли из посёлка, и ушли в спешке, даже не замаскировав следов. На них и указал Толстун.

— Смотри, туда направились, — в траве ясно виднелась тропинка, недавно протоптанная. И вела она на запад вглубь материка.

— Что же их спугнуло? Неужели Хулкур их увёл от нас, — недоумевал боцман.

— Не думаю, — покачал головой Ивашка.

— Из того, что понял эльф, выходит, что Хулкур бежит вслед за ними, пытается догнать соплеменников.

— Тогда я догадываюсь, что произошло, — вдруг рассмеялся капитан Линь.

Все взоры сразу обратились к нему.

— Жёлтые баньши увидели, что к их берегу подходит корабль, и решили, что это гоблины, тогда они не имели возможности защищаться, решили убежать из этого места. И, скорее всего, отправились в пустыню, ну насколько я знаю историю Хулкура и этого племени.

— Скорее всего, — просиял Ивашка, — и теперь понятно, почему Хулкур бежит за ними и всё время твердит об «Ошибке». Конечно, его соплеменники сделали ошибку, что удирают от нас. Теперь уже Хулкур их, скорее всего, догнал и приведёт обратно, объяснит им, что мы друзья и нас не следует бояться.

— Хорошо бы они ему поверили, — пробурчал Толстун.

— Должны поверить, всё-таки он колдун у них. Дак, что будем делать? Пойдём по следам или подождём здесь, — обернулся Ивашка, оглядывая поляну, защищённую со всех сторон великанам клёнами.

— Лучше подождать. А то не ровён час, в лесу на стрелу напорешься этих перепуганных бедняк, — резонно заметил капитан Линь.

— Согласен, — кивнул Ивашка и, обращаясь ко всем, скомандовал, — привал, ребята, только костров не разводить, не будем им жильё портить. Подождём до вечера.

Послали одного матроса на бриг, успокоить эльфа и оставшегося старшим Сержа Рваное Ухо.

Вечер наступил неожиданно быстро, вроде только вышли на берег, а уже сумерки завладели лесом, наполнили воздух фиолетовым светом. Притомившись за день в поисках пищи, примолкли птицы, заснули в гнёздах или на веточках, засунув голову под крылышко. Темнело прямо на глазах, виной тому, скорее всего великаны клёны, запутавшие лучи солнца в бесконечном количестве своей листвы.

— Придётся ждать до утра, — констатировал Ивашка и начал оглядывать полянку в поисках местечка, где можно прилечь.

И тут увидел Хулкура. Он стоял у клёна, еле различимый в сумерках, и оглядывал матросов. Ивашка бросился к нему.

— Ты бы знал, как напугал нас своим исчезновением, — капитан обнял баньши.

Тот сразу отстранился и, отойдя в сторону, представил:

— Это Салкур — король народа жёлтых баньши, — и только тут Ивашка заметил, что Хулкур не один, что за ним стоит всё его племя, десятки воинов, сотни женщин и детей.

Они расположились как-то клином, и в острие этого клина стоял старик. Ивашке показалось, что он когда-то, где-то его видел. И сразу вспомнил. Конечно же, этот образ он подсмотрел у Хулкура в мозгу. Король был стар. Очень стар. Он скорее напоминал изъеденное ветром дерево с растрескавшейся корой и печатью смерти, на что бы ни взглянул. Так и Сулкур. Жизнь была уже не властна над ним. Он ещё дышал, ещё пил сок клёнов, ещё руководил своим почти исчезнувшим народом, но груз тысячелетия чувствовался. Смерть словно висела у него за плечами. И он привык к ней. И даже не думал уже о ней. Ну, есть и есть. Придёт, так придёт.

Это и ещё многое другое увидел Ивашка, бегло, оглядев короля, и проникся уважением. И понял, что нельзя ему ещё умирать, что далеко ещё Хулкуру до этой вселенской мудрости. Годы и годы. Заботы и заботы.

Король улыбнулся короткой и приветливой улыбкой и протянул руку.

— Значит, гном Ивашка. Хулкур рассказывал мне о тебе. И я ему не поверил. Не бывает друзей среди гномов — думал я. Тогда он показал мне книгу, которую ты подарил ему. Книгу моего народа — и я всё равно не поверил ему. Не бывает бескорыстных гномов. Тогда он рассказал мне о Дюшке — о маленьком гномике, сироте, о твоём друге эльфе. О том, что ты даришь ему зелённый камень — надежду нашего народа. И я не поверил ему. И вот только что ты бросился обнимать его. Чуждое тебе существо, и радость была в твоём голосе и переживание за друга. И я поверил ему. Ты действительно такой, каким он