Приручить Генерального - Айрин Лакс

раз десять посмотрела, как Дубинин всех раскидывал.

Вот это мощь, атлет… Ммм… Двигался прекрасно.

Тогда я была напугана. Но сейчас оценила и смаковала, как он атаковал, уходил от ударов! Боец!

Финал мне не нравился. Вызывал чувство страха и одновременного желания найти говнюка, ударившего Ростислава бутылкой по голове, и отмудохать его.

Не подозревала, что во мне столько скрытой агрессии!

***

Пока Дубинин спал, я нашла знакомых врачей, поинтересовалась про сотрясение, составила более-менее ясную картину. И все бы ничего, но пока Ростислав спал, ему начала звонить… мама.

На экране высветилось “АТАС! МАМА!”

Я не знала, что сделать — сбросить вызов, ответить или проигнорировать. Просто стало очень смешно, как большой и взрослый мужчина подписал маму в телефоне и поставил на ее вызов звук сирены.

Хотела вынести телефон, не успела.

Рос проснулся и сел, протерев глаза.

Его мать — стерва неугомонная, пронеслось в голове, даже медведя из спячки достала.

Не буду скрывать, мама Ростислава оставила после себя неприятное впечатление, высокомерная, предвзятая, напористая, если не сказать, нахальная. Обозвала меня, я тоже не осталась в долгу.

Дубинин взял телефон, отправил сообщение, перевел на беззвучный и посмотрел на меня.

— Я должен извиниться. За себя. Мне не стоило так взрываться в клубе. И за маму. Я точно не знаю, что она тебе наговорила, но почему-то уверен, что приятного было мало. Она… кхм… иногда невыносимая. И я ее очень люблю. На расстоянии. На очень большом расстоянии.

У меня снова в горле встал ком, я не ожидала, что первые слова после пробуждения в исполнении Дубинина будут именно такими.

Он попросил прощения.

Я растерялась, не думала, что он еще раз извинится, кивнула.

А что до его мамы, то на таких особ мне плевать. Чопорные, зашоренные, не способные видеть дальше собственного носа.

— Ты голоден?

— Да, давай закажем что-нибудь.

— Я приготовила. Суп.

Хотела, чтобы это прозвучало небрежно, но по интонации вышло как “Только попробуй не съешь!”

Дубинин удивился. Сильно. Но попытался не подать виду. Хотя быстро сдался и заулыбался.

— Я пиздец как польщен, что ты для меня готовила. Ведьмовское пойло я пробовал и выжил. Настал черед попробовать ведьмовскую стряпню…

— Ах ты скотина, я думала, что обойдемся без этих шуточек, — рассердилась, но улыбка твердила обратное.

Пожалуй, так даже лучше, а то неприятно сидеть и чувствовать себя смущенной и зажатой, словно проглотила палку.

***

— Ну что ж, давай свой суп! — попросил Дубинин, сидя с ложкой наготове.

Я открыла кастрюлю и не поверила своим глазам:

— Это что такое?! Куда делся мой суп?

Дубинин подошел, заглянул сверху. Он обнял меня и поцеловал в макушку, а потом громко заржал:

— Суп сбежал, лапша осталась. Накладывай, что есть.

— Клянусь, это был суп! Нормальный… Я не представляю, как он превратился в это…

В кастрюле лежала только лапша с кусочками мяса. Где вода? Где бульон, я спрашиваю?!

— Много лапши добавила. Ерунда. В следующий раз выйдет лучше, — еще раз чмокнул в макушку.

— Ага, — кивнула автоматом, потом застыла.

Так, стойте.

Меня только что подписали к постоянной готовке, что ли?!

***

Дубинин

Я проигрывал, давно не было такого ощущения. Проигрывал всухую, когда видел это жуткое нечто из распухшей лапши на своей тарелке и был горд, что мне это приготовили. На вкус оно еще и пересолено, но, бля… Выражение лица рыжей, ее смущение, которое пробивалось через невозмутимо поджатые губы и выражение глаз, просто покоряло.

Мне вообще-то и повкуснее готовили, и не только еду, но и себя мастерски к этому предлагая, но ни разу так не вштыривало, как сейчас.

— Можно тебя попросить? — уточнил.

— Что? Доставку еды заказать? — подскочила с готовностью смести все в мусорку.

Даже потянулась к моей тарелке. Я прикрыл ее хозяйским жестом. Руки прочь от моей еды!

— Я не про то, Марф. Можешь ко мне подойти?

— А что? — насторожилась.

— Просто. Обнять хочу. Не укушу, трусиха.

— Я не трусиха.

— А почему в клубе вырываться начала, как будто я тебя насиловать собрался? — усмехнулся.

На лице Марфы маской застыла эмоция, которая была до этого. Просто сплошной маской встала, и все!

Через несколько секунд она рассмеялась.

— Ешь мой… суп. Эксклюзив от Медеи.

— Так ты… сейчас со мной как Медея или как Марфа? — уточнил я, наматывая на вилку “суп”.

Ноздри точеного носика девушки раздулись.

— А есть разница?

— Мммм… Думаю, есть. Я пока особенно не просек, когда ты переключаешь их между собой, миксуя. Но все говорят, я способный. Неужели и здесь не справлюсь?

— Очередная победа Дубинина? — фыркнула.

Вот сейчас точно неприступную Медею врубила. Маме вмазала словами хлестко истинно по-медеевски. И мне она тоже нравилась, но Одуванчик-Марфа, это же просто улет! Не знаю, почему от нее горячо внутри и щемит сладко, и дышать тяжело.

— Так ты ко мне подойдешь? Или я сам?

Марфа напротив хихикнула:

— Ты должен был в этот момент поиграть мускулами груди, мачо.

Задрав футболку, показал:

— Так?

Она зачарованно закивала, потом нахмурилась, отвернувшись:

— Тебя в клубе так избили?

— Нет. Другое.

— Что именно? — спросила она.

— А ты? Поделишься со мной, почему так странно иногда себя ведешь?

— Может быть, — ответила уклончиво. — Так что с твоими синяками?

— Просто вспомнил былое, размялся с пацанами… — ответил немного туманно.

— До состояния битой груши? Это где же так разминают? — не унималась Марфа. — Там же, где телки вешаются, с минимумом одежды и пустым взглядом?

Далась ей та самая старая сторис…

— Ты ревнуешь? Это знаешь ли, проявление чувства собственности. То, что есть в отношениях. И если ты ревнуешь, ограничивая в чем-то меня, то позволь и тебе напомнить о том, что я тоже, млин, ревную, когда ты сиськами светишь.

— Это другое. Не сравнивай даже! В общем, я тебя не ограничиваю. Ничего такого… — замахала руками. — Ты большой дядька, сам решай. На мою свободу