Написанное остается - Александр Леонтьевич Петрашкевич

class="p1">Внимание! Второй апартамент — «дворянское гнездо», или «200 лет Большому театру». Поехали!

С левой кулисы члены бригады выдвигают «дворянское гнездо». Изящная колонна поддерживает фриз, украшенный тончайшей лепкой. У колонны роскошное старинное кресло. Впереди кресла кованая решетка.

Гремит музыка.

И последнее!.. Свадебные столы в стиле второй половины двадцатого века и эпохи научно-технического прогресса во всех областях!!!

Справа и слева члены бригады выдвигают более чем богато сервированные свадебные столы. Появляется встревоженный  Т и м о х. Он, как и Кузьмич, в солдатской форме без погон, но при медалях.

Т и м о х. Сп… Сп…

Г е н н а д и й. Спик инглиш?

Т и м о х. Л-ля… Л-ля…

Г е н н а д и й. Ля франсе?

Т и м о х. Ш-ш-ш…

Г е н н а д и й. Шпрехен зи дойч?

С е м е н о в н а. Приехали, говорит, не видишь, что ли?

Т и м о х. П-правильно!

Г е н н а д и й (похлопав Тимоха по спине). С гласных надо начинать заикаться, и Цицерон не сможет сравняться с тобой в красноречии. (Командует.) Всем занять позиции, предписанные сценарием!

Входят  Ж о р а  и  З о й к а, М а к с и м  и  Д ж у л ь е т т а. Люба занимает место подружки около Джульетты и крепко берет ее под руку. Геннадий становится около Жоры. Гремит оркестр. Джульетта и Жора ничего не понимают. Кузьмич и Семеновна встречают «молодоженов» хлебом-солью. Гости поют:

Пришел на веселье наш сваток,

Повязавши кругом рушничок…

Бородою, сваток, потряси,

Молодым горелки поднеси.

Ж о р а (растерянно). Жулька, ты что-нибудь понимаешь? (Осматривает столы.)

М а к с и м. Жора, друг, не задавай моей жене детских вопросов.

З о й к а. Разве не видишь, люди нам свадьбу подготовили!

С е м е н о в н а. Хлеб-соль вам, деточки! С законным браком вас. (Целует всех «молодоженов» по очереди.) Многие вам лета и прямой дорожки в жизни. А теперь причастимся, да и начнем нашу свадебку.

Все «молодожены» выпивают свои рюмки.

Любочка, Верочка, приглашайте гостей. (Жоре.) Это же они вдвоем собрали всех твоих квартирантов.

Гости рассаживаются за столы. Жора отводит в сторону Геннадия.

Ж о р а. Я не сомневаюсь, что это твоя работа, но хочу знать: как все это понимать?

Г е н н а д и й. Понимать надо как западню. Просто как западню.

С е н я. В смысле мышеловку.

Ж о р а (встревоженно). Какую западню? Кому мышеловку?

Г е н н а д и й. Кузьмичу. Петру Кузьмичу Дедюле.

Ж о р а. Не усек.

Г е н н а д и й. Ознакомившись с расписками, обнаруженными в кодексе, я догадался, что деньги с квартирантов брал не ты с Жулькой, а Кузьмич.

Ж о р а. Где кодекс?!

Г е н н а д и й. Жора, друг, тебе лучше забыть кодекс. Не случайно же в народе говорят, что счастлив тот, кто не знает ни доктора, ни прокурора.

Ж о р а. Коллеги по кисти тоже в курсе?

Г е н н а д и й. Мои коллеги, твои квартиранты и оркестр мобилизованы как резерв главного командования для нанесения окончательного удара по зверю в его собственном логове.

Ж о р а. А он не догадывается?

Г е н н а д и й. Кто?

Ж о р а. Зверь.

Г е н н а д и й. И ухом не ведет.

Ж о р а. И даже согласился быть сватом?

Г е н н а д и й. Как видишь, если капитулирует безоговорочно и вернет в качестве репараций девять тысяч рублей, возьмем на поруки. Не капитулирует — будет разгромлен до основания, а затем…

С е н я. Издержки на свадьбу-мышеловку придется покрыть тебе. Мы, с сожалению, пока неплатежеспособны.

Ж о р а (думает). Разумно.

Г е н н а д и й. «Еш, дурань, бо то з макам!» — сказал поэт.

Ж о р а. И сколько это удовольствие мне обойдется?

С е н я (передает документ). Согласно счету.

Ж о р а (читает). Ого! 632 рубля 58 копеек? Очумели?!

Г е н н а д и й. На святое дело не жалей! Ты оглянись: оркестр, сервис, дефицит!

Ж о р а. Можно было бы и не шиковать так.

С е н я. Не могли же мы две свадьбы картофельными драниками отбыть.

Ж о р а. Хват! А вначале мне показалось, что ты того, с приветом.

Г е н н а д и й. Я тоже сразу было подумал, что ты живоглот.

Ж о р а. Я тебя понимаю, друг! (Пожимает Геннадию руку.) Спасибо, коллега, ибо взаимопонимание, как говорится, основа мира, дружбы и сотрудничества.

С е н я. Дружба дружбой, Жора, а 632 рэ и 58 коп. ты мне лучше отдай сейчас.

Ж о р а (какое-то время думает). Ладно, гони кодекс и расписки, получишь свои 632 рэ.

Г е н н а д и й. Не ищи дураков, Жора. Кодекс уступлю по дружбе, за 632 р., а расписки поберегу на черный день. Ты не беспокойся, я их не потеряю.

Ж о р а (передает деньги Геннадию и забирает у него кодекс). Деловой ты малый, как я погляжу.

Г е н н а д и й. Мы с другом Сеней в кружке конкретной экономии третий год занимаемся. (Спрятав деньги.) Ну, так что, Федос, в бой за святое дело!

Геннадий ведет Жору к гостям.

Ж о р а (к гостям). Прошу наполнить бокалы!

Гости наполняют бокалы шампанским.

Уважаемые, дорогие, родные! У нас, молодоженов, нет слов, чтобы выразить наше чувство любви и признательности за ваше внимание, наши дорогие гости, за вашу память, за вашу большую человеческую искренность. И, наконец, за ваши расходы на это более чем богатое угощение. Кто бы мог подумать, что еще так недавно мы даже не были знакомы?! Ведь то, что вы прописаны на моей жилплощади, еще ни к чему вас не обязывает, ибо это наш гражданский долг — помочь человеку в трудную минуту. И вот вы здесь, вы среди нас, вы разделяете с нами чашу нашего счастья, разделяете с нами бокалы этого чудесного солнечного напитка! Вот он, не на бумаге, а в ощутимой и осязаемой реальности, наш девиз: один за всех и все в гостях у одного! Шутка, конечно!.. За вас, мои дорогие! Выпьем, или я разрыдаюсь от избытка охвативших меня чувств.

Г о л о с а  г о с т е й. Горько! Горько! Горько!

Оркестр играет туш. Максим целует Джульетту, Жора — Зойку.

Ж о р а. Единственное, что кладет черную печать на наш праздник, — это то, что среди нас, за одним столом с нами, сидит человек, который и по земле по нашей ходить сегодня не имеет права. Не встреть вы нас сегодня теплом открытых сердец ваших, может, и не сказал бы я того, что скажу сейчас. Но я не железный! Я не из камня! Я должен! Я не могу молчать! Я хочу сказать о человеке, который вытянул из меня жилы, выпил всю мою кровушку. Я говорю сейчас о человеке, если его можно назвать этим чистым и светлым словом, которому я передал за прописку ваши трудовые, мозольные рубли. Да какие там рубли?! Тысячи!.. Я не хотел портить праздник. Но, видит бог, я не могу молчать, пока такие люди ходят по нашей земле. И я надеюсь, что этот человекоподобный покинет сейчас наше застолье и исчезнет раз и навсегда или что-то в этом роде… Извините меня, ради бога!

Долгая, гнетущая пауза. Из-за стола поднимается Кузьмич.

К у з ь м и ч. Он должен пойти и повеситься, в натуре. И хоронить его надо за забором кладбища, чтобы все знали: нелюдь, дьявол, — словом, вражина, в натуре.