Элита элит - Роман Злотников

— Ну если только чуть-чуть…

Дюжий танкист понял ее без перевода и изящным движением отодвинул стул.

Ужин, несмотря на ее опасения, прошел хорошо. Первые десять минут, пока Вилора, настороженно косясь на немцев, осторожно пробовала все эти деликатесы, которые со сноровкой опытного официанта подкладывал ей на тарелку танкист, мужчины деликатно молчали. Гусиная печень, которую толстяк обозвал странным словом «фуагра», произвела двоякое впечатление. С одной стороны — понравилось. С другой — ее почему-то подавали с вареньем, а мясное с вареньем в голове как-то совершенно не ассоциировалось. После смерти матери все заботы по хозяйству легли на ее плечи, поэтому готовить Вилора умела, и неплохо. Но вот такое сочетание ей даже в голову не приходило. Очень понравилось воздушное печенье, которое герр гауптман обозвал берлинским.

Уже в самом конце, когда они пили чай, офицер внезапно что-то сказал танкисту, и тот, отступив в тень, через минуту возвратился с изящным альбомом в красивой кожаной обложке. Раскрыв альбом, он положил его перед Вилорой, и та с некоторой растерянностью обнаружила, что смотрит на молодого веснушчатого парня с теннисной ракеткой в руке.

— Это герр гауптман во время учебы в университете, — тут же услужливо перевел толстый немец.

Следующая фотография запечатлела женщину в возрасте чуть старше, чем была мать Вилоры, когда умерла. Женщина сидела в плетеном кресле, рядом стоял такой же плетеной столик, на котором стоял тот самый чайный набор, который сейчас находился перед Вилорой на столе. Сзади живописно цвел какой-то куст.

— Это мать герр гауптман. К сожалений, она умерла еще до война… герр гауптман имеет в виду до начала наш война еще с Польша. Германия воюет уже почти два год.

— Так значит, он тоже потерял мать?

Вилора подняла взгляд и посмотрела на офицера уже немного другими глазами. Бедный… Но почти сразу же спохватилась и оборвала себя. Ну какой он бедный? Он буржуй-аристократ, да еще и фашист!

Другие фотографии показывали красивого и веселого молодого человека, катающегося на лодке, играющего с друзьями в волейбол, дурачащегося… И на Вилору постепенно накатывало странное состояние. Она будто бы заглянула через волшебное окошко в другой мир. Другой, но очень похожий на ее. К большей части фотографий она могла подобрать свои воспоминания. Она вот так же сидела у костра с ребятами из своей группы, когда они ездили с агитбригадой в колхоз, вот так же каталась на лодке в Парке культуры и отдыха имени Горького, а волейбол… она вообще входила в женскую сборную курса!

Она закрыла альбом с едва заметным вздохом и, подняв глаза, увидела, что офицер смотрит на нее с этакой затаенной, почти призрачной улыбкой, которой как бы и не было, но которая читалась в глубине глаз и уголках губ. Несколько мгновений Вилора завороженно смотрела на этого молодого офицера, а затем судорожно вздохнула и резко отвела глаза. Он… этот… этот фашист не должен вызывать у нее ничего, кроме ненависти и отвращения. Он враг, враг, враг!..

— Герр гауптман интересуется, во сколько ви рекомедуете завтра виехать? — послышался сбоку голос толстого немца.

— Чем раньше, тем лучше, — зло буркнула Вилора, хотя ее злость в данный момент была скорее направлена на нее саму, чем на кого-то другого.

Толстяк перевел, выслушал ответ, а затем снова обратился к Вилоре:

— Герр гауптман утверждает, что виезжать раньше девять утра не имеет особый смысл. До Брест-Литовск здесь около час, а герр комендант вряд ли сможет принять его раньше десять часов утро.

— Ну значит, в девять, — угрюмо согласилась Вилора и резко поднялась. — Спасибо за ужин, но мне пора идти.

Офицер что-то произнес. Толстяк понимающе кивнул.

— Герр гауптман предлагает вам взять что-нибудь с собой, чтобы попить чай и угостить ваши подруга.

Вилора представила, что скажет ей Сима, если она предложит ей чего-нибудь с этого стола, и ожесточенно мотнула головой.

— Нет, спасибо, — после чего торопливо подхватила свою санитарную сумку и выскочила из хаты.

На улице уже стемнело. Когда она уже подходила к воротам конюшни, с поленницы навстречу ей поднялась одинокая фигура. Фигура шагнула к ней, настороженно повела носом, а потом внезапно жалостливо спросила:

— Вилор, ну когда он в Брест-то к этому коменданту поедет?

Вилора остановилась и несколько мгновений боролась с тем, чтобы резко ответить, но затем справилась с собой и буркнула почти примирительно:

— Завтра повезу его в Брест.

— Ты?! — изумилась Сима.

— Ну да. Еще, не дай бог, сдохнет по дороге.

— А ты, значит, не хочешь, чтобы он сдох? — взвилась Сима.

— Дура! — в сердцах рявкнула Вилора. — Да пусть он сдохнет хоть десять раз, но только ПОСЛЕ того, как уговорит коменданта выпустить наших ребят!

— Ой… — Сима прижала руки ко рту, — Вилорка… так, значит, ты… так ты хочешь… ой… — Она вдруг кинулась ей на шею, — ой, боженьки мой, Вилорка, а я-то думала, что ты… а ты… — И она заревела.

Вилора почувствовала, что и у нее вдруг повлажнели глаза. Несколько мгновений она не понимала, чем вызвана столь внезапная перемена в настроении Симы, но затем до нее дошло, что подруга решила, будто она собирается сама убить этого офицера после того, как он переговорит с комендантом, и… едва не задохнулась от изумления. Она же не имела в виду ничего такого! Симка не поняла. Офицер просто должен дожить до разговора с комендантом, а уж там как повезет, она за это не в ответе, но Симка продолжала лихорадочно бормотать:

— Прости, Вилорка, прости, я ведь думала, что ты совсем немцам продалась. А ты вон что задумала! — Она оторвалась от нее и заглянула в глаза. — А ты храбрая, Вилорка! И сильная! Я бы так не смогла. Я бы точно им сразу же в глотку вцепилась и грызла бы, пока не подохли, а там будь что будет…

Потом Вилора долго сидела в процедурной и думала над тем, что сказала Сима. Ну и что, что она даже и не думала делать ничего такого — ей подсказали товарищи. Все-таки коллектив — великая сила! И она сможет. Точно сможет. Ведь она же комсомолка и должна беспощадно сражаться с врагами родной страны, где только их встретит… Но при этом перед ее глазами стояло довольно симпатичное лицо парня с ракеткой в руках, парня в лодке, парня с мячом, которое она всего час назад рассматривала на фотографиях, и что-то глубоко внутри шептало ей, что все будет не так просто…

Утром Вилора сделала герру гауптману еще одну перевязку, мужественно отказавшись от завтрака и заявив, что будет ждать отправления во дворе. Тем более что она уже успела с утра довольно плотно перекусить.

Как видно, благодаря Симиной фантазии и еще более длинному Симину языку отношение к ней остальных женщин разительно изменилось. Едва Вилора проснулась и, наскоро умывшись под рукомойником, вышла на двор, к ней тут же подскочила санитарка Геля и протянула миску, в которой горкой возвышалась печеная картошка, а сверху таял кусочек масла.