Муж на час - Наталья Баклина

— Я не меркантильна, просто мне не всегда хватает моей зарплаты. Сонька растёт, ей нужны джинсы и ботинки… Впрочем, зачем я тебе это объясняю, — прервала она сама себя. — Аркадий, я вполне серьёзно говорю — я подаю на развод.

— Люда, да ты что… Людочка …

Он вдруг подошёл к ней и сграбастал её руку и начал мять нежно и даже поцеловал, оставив на тыльной стороне ладони влажный след.

— Мы же с тобой столько лет прожили. У нас Сонька растёт. Или ты из-за секса? Но ведь ты сама говорила, что тебе он уже не нужен. Ну, хочешь, любовника заведи.

«Уже завела!» — мимолётно подумала Людмила, и её аж передёрнуло от этой мысли. Игорь не совпадал со словом «любовник». То, что произошло с ними сегодня в мансарде, не вязалось с пошлым и сальным словом «любовники». А то, что происходит сейчас у них с Аркадием, с чем вяжется? С душным бременем под названием «супружеский долг»? И тогда кто из них что кому должен?

— Аркадий, ты меня как будто не слышишь, — сказала она, отнимая руку. — Я не хочу больше с тобой жить. Я подаю на развод.

— Ну и дура. — Он тяжело сел на скрипнувший табурет. — Останешься ни с чем. Квартиру я тебе не отдам, можешь судиться. Останешься без мужа и без жилья. И без дочери — я расскажу Соньке, что ты нас обоих бросила. Что её мамаше к сорока годам шлея под хвост попала, и она захотела любви и свободы.

— Аркадий, не надо так говорить, — поморщилась Людмила, понимая, что в его словах есть доля правды.

— А ты прекрати блажить. В общем так, утро вечера мудренее. Давай спать ложиться, может, к утру тебя расклинит, и ты выбросишь из головы эти свои разводные настроения.

— Хорошо, мы поговорим об этом позже.

Людмила встала из-за стола и привычно пошла стелить мужу на диване. Себе постелила в Сонькиной комнате и часа два ворочалась без сна. Ситуация казалась тупиковой. Она полюбила другого мужчину, но связь с Аркадием оказалась гораздо прочней, чем она думала. Почему-то ей и в голову не приходило, что муж её не отпустит, что вцепится в неё мёртвой хваткой и постарается удержать. Неужели он её всё-таки любит? По-своему, очень странною любовью, но — любит? И что же ей теперь делать, как быть?

Игорь тоже думал, как ему теперь быть. Холостяцкая квартира в этот раз показалась ему противной до тоскливости. Не то, чтобы она была загажена-захламлена, нет. Это в первое время, когда ему не хотелось ни жить, ни быть, он умудрился собрать такие завалы из старых газет, грязных носков, пустых бутылок и мятых коробок из-под замороженных обедов, что самому приходилось лавировать между ними, натаптывая особые тропы в мусоре. Потом, когда воля к жизни вернулась, Игорь вынес весь хлам на помойку и дал себе слово больше так квартиру не загаживать. Слово держал, и теперь в комнате, на кухне, в ванной и в прихожей всё было чисто и прибрано, как в солдатской казарме. И уюта было примерно столько же. Он ворочался в кровати, сначала представляя, как бы изменилась квартира от одного присутствия Людмилы. Потом — о чём она сейчас говорит со своим индюком Аркадием. Потом он подумал, что у этого Аркадия на Людмилу больше прав, и что он сейчас требует от неё исполнения какого-нибудь супружеского долга… Хотя, она же сказала, что он импотент… Хотя кто их знает, этих импотентов, может его как раз сейчас и разбирает на почве стресса… Она ведь наверняка ему уже сказала… А он решил использовать последний шанс… Не дурак же он отпускать такую женщину… И они… Думать о том, чем именно они занимаются, и как Аркадий использует свой последний шанс Игорь уже не смог. Он встал с кровати, нашарил сигареты и вышел курить на балкон. Курил, пока воображение не угомонилось и, утомившись, не попросилось спать.

А потом ему приснилась Людмила. Она сидела за прутьями решётки, которые тянулись от пола до потолка. Он понял, что это камера, что её всё-таки посадили в тюрьму.

— Игорь, — строго спросила она, подходя к решётке и хватаясь за прутья тонкими пальцами, — ты выяснил, кому это понадобилось?

— Твоему мужу, — вдруг ответил он, и понял, что так оно и есть. Это Аркадий захотел упечь её в тюрьму, чтобы она не смогла уйти к нему, к Игорю.

— И что нам теперь делать? — теперь её голос перестал быть строгим и звучал беспомощно.

— Жить, — сказал Игорь и начал раскачивать прутья, чтобы они сломались, и Людмила вышла на волю. Прутья раскачивались и дребезжали.

Он проснулся и понял, что это звонит мобильник. Анна Николаевна, второй час ночи.

— Алло, Анна Николаевна, что случилось?

— Игорёк, ты жив, у тебя всё в порядке? — в тревоге прокричала она.

— Конечно, я спал уже. Что случилось?

— Сейчас по телевизору показали аварию, там твоя машина разбита! Водитель погиб!

— Анна Николаевна, это не я, я в порядке!

— Игорёк, Савельич сюжет смотрел, так переволновался… Савельич, ты что? Серёжа, что с тобой? Сергей!

Трубка зашуршала отдалёнными стуками и шорохами — видимо, Анна Николаевна бросила её, не отключив, — и Игорь понял, что случилось что-то серьёзное. Быстро оделся, выскочил во двор и почти не удивился, не найдя свою «тойоту» во дворе под окнами. Выскочил на улицу, поймал ночного бомбилу — молодого азербайджанца на раздолбанном «Жигулёнке».

— Куда нада, брат-э?

— На Луговую надо, срочно! Штуку плачу.

— Дорога зна-эшь? — спросил бомбила, возбудившись от «штуки».

— Знаю, покажу, — сел в машину Игорь. В салоне воняло бензином. — Давай, жми, у меня машину угнали.

— Она там-э?

— Она не там, она в хлам. Да и хрен с ней. Жми, братан, кажется, у меня Савельич умирать собрался.

— Савэльч? Это кто-э?

Игорь подумал, как объяснить бомбиле историю его отношений со стариками, и решил не объяснять.

— Отец. Отец у меня там умирает. Жми, братан.

Ещё пару минут — и он бы разминулся со «скорой». Но — успел. Машина только-только собиралась отъезжать от участка, когда раздолбанный «жигулёнок» выскочил ей навстречу и притормозил возле ограды.

— Держи, братан, спасибо, — Игорь сунул водителю купюру и выскочил к медицинскому «Форду», откуда выглянула Анна Николаевна.

— Игорь, Игорёк, мы здесь!

— Что случилось? — Он забрался в салон и сел возле носилок, на которых лежал бледный Савельич. Глаза его были закрыты, нос и скулы заострились, и Игорю на мгновение показалось, что перед ним покойник.

— Острый сердечный приступ, — строго сказала молодая врач в бирюзовом костюме. — Вы кто больному будете?

— Сын, — ответил Игорь, решив и ей не объяснять все сложности его взаимоотношений со стариками. Савельич дрогнул закрытыми веками и издал невнятный стон.

— Серёжа, Серёженька, потерпи, — Анна Николаевна наклонилась и положила руку ему на лоб. — Сейчас уже приедем.