Таинственный Восток - Френсис Дэвис

Эрик обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Мы все еще невидимки.

И она увидела, что он прав. По улицам прогуливались люди, группами выходившие из близлежащих ресторанов, они разговаривали, жестикулировали, спорили на различных языках, которые журчали и струились в ночном воздухе. Но никто не замечал рыжеволосого мужчину и его спутницу. В дверях не поджидали фотографы, не щелкали вдоль тротуара мини-камеры, за кустами не прятались поклонники. Они были в безопасности. Но для одного вечера с Карен было достаточно. Она с готовностью прыгнула в первое же такси, которое остановилось.

— Поехали, — позвала она его, — давай поедем домой.

Позже, ночью, когда ее тело было одурманено любовью, а ее ноги были еще переплетены с его ногами, борясь со сном, который грозил их разлучить, она сказала:

— Мне жаль, что это так больно.

— Ничего, все будет в порядке. — Он прижался к ее щеке.

— Надо было воспользоваться увлажняющим кремом.

— Просто я не сделал все так, как следовало бы по инструкции.

— Не стоило отдирать их как пластырь. Нужно было спиртом растворить клей. Бедняжка. — Она покрыла его верхнюю губу нежными поцелуями. — Больно?

— Только когда я смеюсь, моя дорогая. Только когда смеюсь.

— Карен? — Голос Эйлин был мягким.

— Хорошо, что ты позвонила. Эйлин. Я приняла решение. Начиная с завтрашнего дня я участвую только в показах высокой моды или нигде. С меня достаточно ботинок, каш для завтрака, орехового масла и сверхъестественного чая. Особенно сверхъестественного чая. Никаких униформ и мотороллеров. Ничего, что привлекло бы этих сумасшедших поклонников. Буду показывать одежду, модели дизайнеров и ничего, кроме этого.

— Конечно, моя дорогая. Как скажешь.

— Правда? Именно так?

— У меня премилые новости, дорогая. — Ее голос был приторным.

— Не думаю, чтобы мне хотелось их услышать.

— Мы только что получили заявку от Госдепартамента…

— Кто это мы?..

— Они предложили нам сотрудничество в любой форме. В целях международных отношений, ты понимаешь.

— Сотрудничество с кем. Эйлин? Заканчивай.

— Индийское правительство посылает в Нью-Йорк торговую делегацию. Кстати, они прибывают в пятницу.

— Но какое отношение это имеет к нам?

— Их консульское управление в Нью-Йорке сообщило им о твоей известности в этой стране, о том, как много ты сделала для Индии и Америки, и они просили устроить встречу именно с тобой.

— Нет.

— Индийское консульское управление устраивает прием — ты и торговая делегация будете почетными гостями…

— Нет!

-..это будет в понедельник после их приезда. Потом, во вторник вечером… обед в честь…

— Нет!

— Карен! Как ты можешь отказываться?

— Очень просто. Нет! Я могу повторить это по-датски.

— Но ты должна это сделать в интересах твоей страны.

— Нет. Единственное, что я слышу, это голос жадности. Дикие лошади не способны затащить меня в комнату, где будет полно настоящих индусов. Я очень хорошо прочувствовала все прошлым вечером, и уж поверь мне, это ужасно.

— Но что же ответить Вашингтону? Что ответить консульскому управлению? Что делать с торговой делегацией?

— Скажи им, что Индира… удалилась от мира в поисках истины.

Эйлин даже задохнулась.

— Да ты что?

— И можешь сказать им еще, что Индира никогда не вернется. Все, Эйми. Кончено.

— Кончено? Что ты имеешь в виду, говоря «кончено»? Куда ты уезжаешь? — Эйлин завопила, ее голос срывался от отчаяния. — Карен?!

Карен оборвала разговор. Она сразу же позвонила Клэр. Клэр можно доверять, она сохранит секрет, и кроме того, у Клэр был дом в Майне.

У Карен было два способа сообщить Эрику о том, что Индиры больше не существует. Первый способ — упаковать чемоданы и позвонить ему из аэропорта. Второй, смелый, — встретиться лицом к лицу и рассказать, взяв его большие теплые руки, глядя в его большие серые глаза, что, несмотря на то что она любит его, любит даже помимо своей воли, ей нужно время, чтобы побыть одной. Время, чтобы осмыслить свою жизнь. Он, вероятно, сожмет ее в объятиях, будет просить ее остаться, и от ее решимости не останется и следа. Однако, с другой стороны, он может и не сжать ее в объятиях. Он может заподозрить что-то неладное. И ей придется рассказать ему всю правду. Карен легко могла представить боль в его глазах, страдание в его голосе. А она может вынести все, кроме страдания Эрика. Нет. Она скажет ему правду, только когда вред будет минимален.

Карен никогда не притворялась перед собой, что это будет просто. В глубине души она считала, что такой разговор будет похож на поединок — но она собиралась приложить все усилия к тому, чтобы самой выбрать оружие. А не так, когда все словно сговорились, чтобы загнать ее в угол. Остается первый, трусливый, но единственно возможный способ.

— Эрик, дорогой, это Индира. Я звоню из Ла Гардиа.

— Аэропорт Ла Гардиа?

— Эрик, любовь моя, я знаю, ты скажешь, что я поступаю ужасно импульсивно, но я решила уехать.

— Уехать?

— Полагаю, настало время обдумать свою жизнь и… — Она запнулась.

— Ты хочешь сказать, что отбываешь в поисках истины?

— Да. Эрик, я понимаю, что поступаю плохо, не поговорив с тобой заранее о своем решении, но…

— Индира, дорогая моя, после всего того, что ты перенесла в течение последних нескольких недель, как я могу обвинять тебя в импульсивности? Это в твоем характере. Кто знает это лучше, чем я? Индира, я думаю, что ты приняла правильное решение.

— Правда?

— Я думаю, ты извлечешь из этого пользу. Несколько недель созерцания и йоги, умеренной жизни, и ты почувствуешь себя новой женщиной.

Кажется, американцы называют это «выстроить цеплят в ряд»?

— Уток в ряд, — автоматически поправила она.

— Это даст тебе силы на месяцы вперед. Эйлин определенно проглядела тебя.

Он помолчал несколько секунд, а потом спросил:

— И кто твой гуру? Ты можешь дать мне номер своего телефона? Тебе будет разрешено отвечать на звонки?

— Мне нужно бежать, Эрик. Объявили мой рейс. Я люблю тебя, дорогой. Я позвоню тебе.

— Я тоже люблю тебя, обожаемая Индира, мое сокровище, моя мечта.

Его слова звучали у нее в ушах всю дорогу до Бангора. Она снова и снова повторяла их про себя, они были для нее как заклинание от страха. Она знала, что все будет хорошо. Это было делом времени и терпения.