Женщина в черном - Сьюзен Хилл

Ночью я спал плохо, почти каждый час пробуждался от кошмаров, все мое тело покрывалось потом от беспокойства. Не имея возможности уснуть, я лежал и прислушивался, снова и снова прокручивая в голове все, что со мной произошло. Я задавал себе вопросы, на которые не было ответов: о жизни, смерти и о границе между ними, — и молился, со страстью произнося простые молитвы, обращенные к Богу.

С детства мне, как и большинству моих сверстников, прививали веру в Бога. Мои родители были христианами, я и сам верил, что учение христианской церкви является, наверное, самым лучшим руководством для праведной жизни, однако Бог всегда казался мне чем-то далеким, а молитвы, обращенные к нему, всего лишь формальными обязанностями. Но теперь все изменилось. Я молился истово, с неожиданно вспыхнувшим рвением. Теперь я осознал, что существуют силы добра и зла, которые ведут между собой непримиримую борьбу, и человек сам должен выбрать, на какую сторону ему встать.

Утро все никак не наступало, а когда наконец это случилось, оно опять оказалось хмурым и дождливым — на дворе стоял промозглый, угрюмый ноябрь. Я встал с постели, голова болела, глаза горели, ноги были тяжелыми. Кое-как одевшись, я с трудом спустился вниз к столу, накрытому для завтрака. Я не мог смотреть на еду, но мне ужасно хотелось пить, и я пил чай чашку за чашкой. Мистер и миссис Дейли с тревогой поглядывали на меня, пока я рассказывал о своих планах. Мне казалось, я почувствую себя лучше, когда сяду в поезд и увижу, как эти места постепенно скрываются из виду. Я сказал им об этом и одновременно попытался выразить свою признательность, что они спасли мне жизнь и рассудок.

Потом я встал из-за стола и пошел по столовой, но дверь вдруг начала уменьшаться в размерах, и мне показалось, я пробираюсь к ней сквозь туман, который внезапно окружил меня и стал таким густым, что я едва мог вздохнуть. Мне почудилось, будто мне на плечи легла какая-то тяжелая ноша и я не смогу двинуться с места, пока не избавлюсь от этого груза.

Сэмюель Дейли подхватил меня, когда я начал падать, и в моем меркнущем сознании пронеслась мысль, что уже второй раз ему придется тащить меня, на этот раз вверх по лестнице, в мою комнату. Он помог мне раздеться и оставил одного. Голова у меня раскалывалась, мысли путались. Я провел в этой комнате еще пять дней, в течение которых меня регулярно посещал врач. После того как горячка прошла, полностью опустошив и лишив меня сил, я смог сидеть в кресле сначала в своей комнате, а затем внизу. Дейли были очень добры и заботились обо мне. Но хуже всего оказались не моя болезнь, не боль, не жар и не усталость, а то душевное смятение, в котором я пребывал.

Все это время меня преследовала женщина в черном, она сидела на краешке моей постели, а когда я засыпал, склонялась надо мной, из-за чего я тут же просыпался. В ушах у меня все время стояли услышанный на болотах детский крик, стук кресла-качалки и протяжное лошадиное ржание. Я никак не мог освободиться от этих ужасов. Когда же меня не мучили лихорадочные видения и ночные кошмары, я вспоминал слова из писем и свидетельств о смерти, словно они снова оказались у меня перед глазами.

Однако в конце концов я пошел на поправку, мои страхи утихли, видения исчезли, я снова стал самим собой и, несмотря на усталость и слабость, совершенно поправился. Я был уверен, что женщина уже не сможет причинить мне вреда, я выдержал это испытание и остался в живых.

Через двенадцать дней я окончательно выздоровел. Был солнечный зимний день, в воздухе чувствовался первый легкий мороз. Я сидел у открытого французского окна в гостиной, мои колени покрывал плед, и я смотрел на устремленные к небу голые ветви кустов и деревьев, подернутые серебристо-белым инеем. Это случилось после ленча. Меня никто не тревожил, и я мог вздремнуть или продолжать бодрствовать. Паучок с довольным видом лежала у моих ног, во время моей болезни она почти не отходила от меня. Я даже представить себе не мог, что привяжусь так сильно к этой маленькой собачке — пережитое очень сблизило нас и укрепило нашу симпатию друг к другу.

На одной из каменных ваз, украшавших балюстраду, задрав голову, сидела малиновка, ее похожие на бусинки глазки блестели, и я с удовольствием наблюдал за птицей и слушал ее пение. Никогда прежде я не уделял должного внимания таким простым вещам, вечно спешил, всегда был чем-то занят. Теперь же я радовался появлению птицы и с несвойственной мне сосредоточенностью наблюдал за ней, пока она сидела около моего окна.

Внезапно с улицы до меня донеслись звуки: шум автомобильного двигателя, чьи-то голоса у входа, однако, не обратив на них внимания, я продолжил наблюдать за птицей. Я подумал, что ко мне это не имеет никакого отношения.

В коридоре послышались шаги, кто-то остановился у двери в гостиную, а затем после небольшой паузы открыл ее. Я решил, что меня пришли проведать и поинтересоваться, не хочу ли я чаю.

— Артур?

Я повернулся и замер от удивления, затем вскочил с кресла, не веря своим глазам. Я был удивлен и в то же время испытал огромную радость. Стелла, моя дорогая Стелла, шла ко мне навстречу.

На следующее утро я покинул дом Дейли. Шофер мистера Дейли отвез нас на вокзал. Я отправил посыльного в «Гиффорд армс», чтобы расплатиться за постой, сам я больше не ездил в Кризин-Гиффорд. Я решил последовать совету врача, который настоятельно рекомендовал мне ничего не делать, никуда не ездить и не огорчаться, поскольку мое душевное равновесие еще не было до конца восстановлено. К тому же мне не особенно хотелось вновь очутиться в городе и подвергнуть себя риску возможной встречи с мистером Джеромом или Кеквиком или — это угнетало меня особенно сильно — увидеть вдали особняк Ил-Марш. То, что случилось, должно было остаться в прошлом, и я старался думать об этом так, словно все произошло с каким-то другим человеком. Доктор порекомендовал мне обо всем забыть, и я решил, что именно так и поступлю. Теперь, когда со мной была Стелла, я чувствовал уверенность: у меня все получится.

Я сожалел лишь о том, что, покидая это место, я расстаюсь с мистером и миссис Дейли. Пока мы обменивались рукопожатиями, я взял с мистера Дейли обещание навестить нас, когда он в следующий раз приедет в Лондон — по его словам, он бывает там один или два раза в год. Более того, он пообещал, что, если у Паучка будут щенки, мне оставят одного из них. Я знал, мне будет сильно не хватать маленькой собачки.

Но оставался еще один вопрос, который мне нужно было выяснить, хотя я и не решался это сделать.

— Я должен знать, — выпалил я наконец, пока Стелла вела теплую и душевную беседу с миссис Дейли, к которой прониклась глубокой симпатией, и не слышала нас.

Сэмюель Дейли внимательно посмотрел на меня.

— Тем вечером вы сказали… — Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. — Вы сказали, что дети… что в Кризин-Гиффорде всегда умирали дети.

— Да.

Я оказался не в силах продолжать, но выражение моего лица было необычайно красноречиво, на нем отразилось мое страстное желание узнать правду.