Граф Лазарев. Том II - Вик Флавий

Я несколько секунд переваривал информацию.

— Упс.

— Это меняет дело, — нехотя признала Блэйд.

— Но все равно ваш видизм просто возмутителен!

— Есть в клане хоть кто-нибудь, кто верит, что мы невиновны? — без особой надежды спросила Анна.

— Я.

— Прости, Дорйон, но в процентном соотношении это не слишком много. Боюсь, когда на нас бросится толпа, ты один нам не поможешь.

Кузен Анны нахмурился.

— На самом деле мнения не так однозначны. Некоторые призывают убить вас на месте, но большинство склонно заключить под стражу для дальнейших разбирательств. Для Империи нет видимых причин убивать отца, он никогда не был вам врагом.

— Именно, — подтвердила Анна. — Обострение отношений с вервольфами нам совершенно ни к чему. Я готова поверить, что Александр может заказать убийство, но чтобы он хоть раз в жизни сделал то, что ему невыгодно? Да быть такого не может.

Я кивнул в знак солидарности. Чего-чего, а выгоды для людей в том, чтобы разгневанные оборотни распилили нас с Анной на кусочки, а потом, чего доброго, еще и решили отравить Императора в отместку, я как-то не видел.

— Некоторые это понимают. Август считает, вы невиновны.

— Кто?

— Беловолосый старик, — перевела Анна. — Тот, который заступился за нас на Совете, ты должен его помнить.

— Помню, — подтвердил я. — Он мне понравился.

— Неудивительно, он всем нравится.

— Почему-то мне кажется, что черноволосый дед, не знаю, как его зовут, настаивает на том, чтобы сжечь нас с Анной на костре и пепел развеять.

Дорйон кивнул.

— Койр. Именно, примерно так он и высказывается. Если кто-то всегда и не мог терпеть человеческий род, так это он.

— Что с Федором? — спросила Анна.

— Сидит под замком, ждет суда. Все отрицает, разумеется. Клянется, что никакого яда у него не было.

— Его пытали? — Блэйд спросила это так спокойно, словно речь шла о покупке колбасы.

— Этого я не знаю, — развел руками Дорйон. — Будем уповать на то, что Ликосы считают излишнюю жестокость к пленным ниже своего достоинства.

— А второй стражник?

— Сидит в соседней камере.

Я вдруг вспомнил, что у меня в городе оборотней остался еще один друг.

— А что с моим конем⁈

— С конем? — Дорйон удивленно перевел взгляд на меня.

— Да. Гнедой конь, он должен был остаться в том доме, в котором нас поселили. Зовут Инцитатом. Выглядит, — я запнулся, пытаясь подобрать наиболее точное описание. — В общем, выглядит он потрепанно, зато у него душа красивая. Надеюсь, его не съели?

Дорйон поморщился.

— Фу. Есть лошадь, которая всю жизнь прожила с людьми и питалась и болела там неизвестно чем, когда по лесу бегает столько экологически чистой пищи? Не думаю, что он мог кому-то понадобиться.

— Надо было передать ему, что вы едите только натуральный лесной продукт, а то он очень уж нервничал.

— Кому, коню? — не понял Дорйон.

— Я пошутил.

Я уселся на деревянный стул у стены и заложил ногу на ногу. Все это, конечно, прекрасно, но не отвечает на главный вопрос. А что мы, собственно, будем делать?

— А что мы, собственно, будем делать? — спросила Анна, усаживаясь рядом. — Как я понимаю, сразу в клане нас не убьют, но видеть будут тоже не рады.

— Ты собираешься вернуться в город? — удивился я.

— А какие еще варианты? — резонно возразила Анна. — Просто уйти мы не можем хотя бы из-за того, что кто-то должен снять с тебя проклятие. А еще нам надо выяснить, кто настоящий убийца.

— Думаю, я смогу обеспечить вам неприкосновенность, — вступил Дорйон. — Относительную, конечно. До суда вы будете находиться под личным контролем меня и моей семьи.

— То есть братьев, которые считают нас убийцами?

Дорйон беспомощно пожал плечами.

— Они не любят людей, но они не идиоты. Пытаться расправиться с вами до выяснения обстоятельств дела они точно не будут, если вы об этом. К тому же, на вашей стороне Август.

— Ну хоть кто-то на нашей стороне, — пробормотал я.

— Август подозрительно человеколюбив, — заметила Анна. — Он, конечно, всегда был милым стариком, но какой смысл ему идти против всего клана ради меня и какого-то имперского графа, которого он знать не знает? Не поверю, что только из жажды справедливости.

— Он думает, что реальным заказчиком отравления был Койр. А вы сами знаете, какие у них отношения.

— Ну да. Каждый из них с удовольствием бы закопал другого живьем в землю рядом с муравейником и считал бы, что это еще недостаточное выражение теплых чувств.

— Ну, Август все же предварительно убил бы, — не согласился Дорйон.

— Но с особым садизмом. Август хочет найти доказательства вины Койра, чтобы наконец-то от него избавиться и устранить главного соперника в Совете. Значит, мы еще и в политические игры вляпались.

— Ого! А мне-то показалось, что мы вляпались в политические игры тогда, когда нас обвинили в убийстве местного правителя, — заметил я.

Анна хмыкнула.

— Твоя правда. Значит, решили, — постановила Блэйд, хотя ничего мы еще не решили. Но других вариантов и впрямь не видно. — Вернемся в город и попытаемся убедить клан, что мы здесь ни при чем. Поддержка одного члена Совета — это все же больше, чем ничего.

Путь до города занял у нас почти четыре часа. Увидев нас, дежурящие у ворот стражники чуть в обморок не упали. Казалось, они готовы были разорвать нас на месте, но, повинуясь взмаху руки молодого вервольфа, нехотя отступили.

— Я нашел госпожу Анну и ее спутника. Сопроводите нас, — властно приказал молодой вервольф. Точнее, он изо всех сил пытался выглядеть властным, но юношеский пушок над верхней губой и ломающийся голос портили картину.

Стражники, тем не менее, подчинились. Может, лично Дорйон и не внушал им особого уважения, но выступать против сына главы клана было бы неразумно.

Под конвоем мы прошли до того же дома, где жили до Праздника Плодородия. Интересно, Инцитат еще тут?

— Ты собираешься снова поселить нас здесь? — недоверчиво ответила Анна. — Даже не заточить в тюрьму?

— Вы гости клана. Разумеется, вас будут охранять, но негоже бросать посланников дружественного государства в камеру. Я не…

— Дорйон, вот ты где!

Мощный бас прозвучал откуда-то слева. Заслышав его, молодой вервольф, до этого старавшийся выглядеть важно, сдулся, словно проткнутый воздушный шарик. Если бы у него были волчьи уши, они бы сейчас поджались.

К нам подошел высокий широкоплечий оборотень в окружении пары стражников. Смерил нас с Анной взглядом, которым обычно удостаивают навозную кучу, и обратился к Дорйону:

— Разве тебе не было сказано не покидать пределы города?

— Я взрослый, — тут же окрысился Дорйон. — Я могу делать, что хочу.

— Нет, не можешь, — отрезал оборотень. — И до совершеннолетия тебе еще как минимум пара лет. Как минимум, потому что ты станешь взрослым по годам, а вот по уму — я очень сомневаюсь. Пока отец при смерти, ты должен подчиняться моим указаниям. А я ясно сказал тебе не покидать город. И уж тем более, — презрительный взгляд вновь прошелся по нам, — не притаскивать оттуда всяких убийц.

— Я смотрю, ты с годами не изменился, Трой, — процедила Анна. — Все так же мил и любезен.

— Ты тоже, — парировал вервольф. — Ренегатка, продавшаяся людям и забывшая собственный клан, а теперь вернувшаяся сюда с угрозами от своего любимого Императора. И снова там, где появляешься ты, случается какая-нибудь беда. Доставьте их в тюрьму, — обратился Трой к страже. — А моего брата — домой, нам с ним предстоит долгий и неприятный разговор.

— Нет! — тут же запротестовал Дорйон. — В тюрьму, ты с ума сошел? Обвинения не доказаны!

— Вот и пусть посидят, пока мы не найдем доказательств.

— Если мы тронем посланцев Императора, а потом окажется, что они невиновны, у клана будут большие проблемы.

— Ничего не будет, — отрезал Трой. — Император не станет связываться с нами из-за какой-то блохастой и никому не нужного графа. На своей земле мы в своем праве вершить справедливость.

— Александр затолкает твою справедливость тебе в задницу, — спокойно проговорила Анна. — Может, я и блохастая, но, как ты, безусловно, в курсе, он доверил мне возглавлять свои спецслужбы и он со мной спит. Тронешь меня — и будет война.

— Да ладно? — Трой изогнул бровь. — Ты так уверена в его чувствах?

— Абсолютно. И больше всего в чувстве здорового прагматизма. Позволит поднять руку на свое доверенное лицо оборотням, и на следующий же день бунт вспыхнет у гномов. А затем и троллей, возможно, они для этого даже спустятся с гор. И обставить все так, будто бы мы погибли сами, вам тоже не удастся. Недаром говорят, что Романов знает все. Убьете нас — максимум