Пять мужей для невесты - Лея Кейн

— Садена, почему ты не предупредила нас о нашей королеве? Мы сыграли бы лучше!

— Вы отлично сыграли, — ответила я. — Преклоняюсь перед вашим талантом.

Они недоуменно переглянулись. Ясно, Альвира ни разу их добрым словом не наградила.

Я встала, облегченно выдохнула, взяла футляр и прошествовала к Рэмису, стоявшему посреди сцены. Взойдя на нее, я протянула ему скрипку и сказала:

— Я же обещала.

Забыв о Низиле, к нам подбежала Садена.

— Ал! — заумоляла она. — Ал, послушай! Он не виноват! Ему было трудно устоять, когда я каждый день рассказывала о том, как игра помогает мне отвлекаться от горя. Ты была в коме, мы переживали. Музыка вытягивала нас из депрессии…

Я холодно взглянула на Садену, она замолчала и потупила взор в пол.

— Ты собиралась отвести Низила домой, — напомнила я. — За дверью стража. Тебе помогут. Ступай.

— Ал! — взмолилась она. — Ал, пожалуйста!

— Иди, Садена, — вмешался Рэмис.

Она нехотя повиновалась, и вскоре мы с младшим мужем королевы остались наедине. Куда-то подевались даже работники ресторана, заглушив в зале свет.

Я неспешно обошла сцену и села на стул перед роялем. Пальцем проведя по клавишам, я украдкой посмотрела на Рэмиса. Он немигающе глядел на футляр в своих руках и, казалось, не мог поверить.

— Сыграешь мне? — спросила я, вернув его в реальность.

Он встрепенулся, достал свою скрипку и улыбнулся:

— Мне ее мама подарила. Просила никогда с ней не расставаться. Она верила в меня.

«Тогда ты герой, раз осмелился покуситься на Альвиру!»

— Мама всегда говорила, что скрипка — королева музыки, — продолжал Рэмис, волнительно поглаживая инструмент. — Самая таинственная и непредсказуемая. Она может вызвать слезы и смех. А еще лучше она может выразить чувства музыканта и сказать громче любых слов.

Несмотря на то, что моя мать подарила мне воспаление легких, когда бросила меня зимой посреди рынка, я хорошо понимала Рэмиса. Бабушка любила меня всем сердцем и никогда не позволяла мне чувствовать себя сиротой.

Рэмис глубоко вздохнул, расправил плечи, прижал скрипку подбородком и затянул плавную мелодию. Виртуозными приемам игры, он мастерски сменял темп, то выдавливая из меня слезы, то взрывая во мне мелкие искорки. Богатство его тембровой палитры превращало музыку в океан эмоций, волнами накатывающий на меня без пощады и возможности укрыться на островке. Мне было тяжело дышать, перед глазами проносилась целая жизнь с присущими ей радостями и печалями. Может, именно поэтому Альвира наложила табу на игру? Рэмис обладал некоей магией?

Когда он закончил, я не сразу пришла в себя.

— Ты в порядке? — спросил он, подойдя ко мне и ликующе улыбаясь.

— Не знаю, — честно призналась я и поднялась на ноги. — Рэмис, это было прекрасно.

— Импровизация, — пожал он плечами. — Обычно она у меня не получается. Но сегодня особенный день. Мне захотелось сделать тебе подарок. Вроде удалось.

По моим щекам потекли слезы, которые я не могла остановить. Рэмис отложил скрипку и, подойдя ко мне вплотную, стал заботливо вытирать мокрые дорожки.

— Все же хорошо, Ал. Почему ты плачешь? — В его глазах отразилась боль. — Ты не хочешь, чтобы я играл здесь? Хорошо, я перестану. Буду играть только для тебя. Если бы я знал, какая ты, я не посмел бы нарушить обещание. Но всемогущие богини Шейсауда распорядились так, что мы с тобой ближе узнали друг друга именно сейчас. Я не знаю, когда и как это случилось: вчера, когда ты приняла мое приглашение, сегодня на прогулке или минуту назад, но я чувствую, что влюбился. По-настоящему. Я люблю тебя, Ал!

Не успела я ничего ответить, как Рэмис накрыл мой рот нежным, воздушным поцелуем.

Целуя мои недавно обласканные Джардом губы, Рэмис руками двинулся к моей оголенной спине. Когда его пальцы коснулись моей кожи, я вздрогнула. Он слегка откинул голову, чтобы заглянуть в мои глаза. Он был в точности таким, как на портрете, где я впервые увидела его. Тот же творческий блеск в ярко-зеленых глазах-изумрудах, та же дразнящая полуулыбка, стреляющая прямо в сердце. Разве это чудесное создание могло пойти на отравление? В его арсенале было куда более действенное оружие — обаяние. И я была готова сдаться ему на милость.

Обняв Рэмиса, я потянулась к нему, как цветок к солнцу, и позволила снова и снова себя целовать. Наши силы были не равны. Еще бы! Все-таки ему двадцать шесть, он мужчина. Подхватив меня за талию, он усадил меня на рояль и с участившимся от любовного дурмана дыханием ворвался в мой рот своим горячим языком. Удушливо прижимаясь к нему, я одной рукой обвивала его шею, другой гладила затылок, запустив пальцы в его короткие волосы.

— Рэмис, — прошептала я, не прерывая поцелуя. — Рэмис…

— Нет, ничего не говори, — попросил он, яростнее набросившись на меня. — Не останавливай меня, пожалуйста.

«Да что такое-то?! Я сюда для спасения королевы прибыла, а не сексом заниматься с ее оголодавшими мужьями!»

Мне следовало испытывать, как минимум, стыд за свое легкомысленное поведение. Несколько часов назад я призналась в любви Джарду, а теперь отдавалась другому. И самое несмешное — мне этого хотелось! Наутро я не смогу смотреть на себя в зеркало, буду чувствовать себя последней шалавой в мире, стану избегать Джарда и Рэмиса, но я была готова пожертвовать всем ради этой ночи. Желание познать ласки Рэмиса стало превыше всего, заглушая голос разума и предсказание Эйры.

Осмелев, я стянула с плеч Рэмиса фрак и принялась за судорожное расстегивание пуговиц его рубашки. Он ловко задрал мое платье, раздвинул мои ноги и прильнул ко мне с очередной порцией пылающих поцелуев. Мы совсем забыли о работниках ресторана, которые могут нас застукать, о том, где мы вообще находимся. Но во всяком случае, это лучше комнаты Альвиры, где она заставляла своих мужей выполнять супружеский долг. Бедняги!

Обнажив твердую, рельефную грудь Рэмиса, я провела по ней кончиками пальцев, а затем ноготками, чуть надавливая и оставляя белые полоски на коже. Рэмис стянул лямки моего платья, и череда его поцелуев ручейками потекла вниз, к бугоркам моей груди. Меня опалило нестерпимой лавой наслаждения. Выгнувшись, я закусила губу и коротко застонала. Я старалась думать, что он не стал бы одаривать Альвиру подобной страстью. А еще больше старалась не думать о том, что за эту связь за Рэмисом явится палач.

От его умелых мягких губ и влажного языка моя грудь заныла, а соски набухли. Незримый комочек огня, вспыхнувший из искорки, стремительно разрастался, заполняя меня, спускаясь ниже, к животу, к бедрам, особенно к их внутренней стороне, и уходя к самым мизинцам. Мое натруженное днем тело онемело и кричало, что хочет принять мужчину. Вот что значит обделенная личной жизнью женщина: ненасытная и опасная!