Встревоженные тугаи - Геннадий Ананьев

Он не придал особого значения тем словам, и только теперь осознал их глубокий смысл.

12

Ракета, прочертив зеленую дугу, погасла, и уже через минуту дежурный радист докладывал на заставу, что в горах нарушена граница, передал распоряжение старшего лейтенанта Ярмышева расчету прожекторной установки разделиться и усилить освещение местности, вызвал наряды с рациями, чтобы старший лейтенант поставил им новую задачу. Сам же Ярмышев и ефрейтор Акимов с собакой тут же выехали на машине к месту перехода. Неслась она на максимальной скорости.

Бошаков с Рублевым и Нечет с Кирилловым побежали от геологической партии, чтобы перекрыть ущелье, по которому мог пройти в тыл нарушитель. Геологи патрулировали поселок.

Первыми обнаружили нарушителя прожектористы. Они, как им и была поставлена задача в приказе, скрытно меняли позиции и включали свет каждый раз на новом месте и с разными промежутками времени. Полчаса бесшумно стояли они в трехстах метрах от поворота к геологам, затем неожиданно включили прожектор и увидели человека. Он упал, будто подкошенный яркими лучами, но тут же вскочив, кинулся к скалам и скрылся за ними. Прожектористы, подав сигнал о прорыве через границу, начали действовать так, как приказал им старший лейтенант по рации: два человека остались у прожекторной установки, остальные начали преследовать нарушителя.

У дороги они потеряли след. Днем и на каменистой местности, хотя и с трудом, все же можно идти по следу: То камушек сбит, то травка примята, то осыпь потревожена, ночью же ничего не видно. Нужна собака, но она когда подоспеет! Побежали по двум ущельям, которые начинались в сотне метров от дороги и шли почти рядом, разделенные лишь нешироким зубчатым хребтом. Ущелья эти тянулись километрах в четырех от геологической партии и переходили в степь.

Пограничники двигались хотя и быстро, но осторожно, осматривая каждый куст барбариса или закуток в утесах. Опасались они и возможной засады – не только смотрели, но и чутко прислушивались.

А старший лейтенант и вожатый с собакой уже подъезжали к тому месту, где прожектористы засекли нарушителя. Вот оно – это место. Собака след взяла сразу же.

К этому времени Бошаков, Рублев, Нечет и Кириллов пересекли альпийский луг и начали взбираться на хребет. Первым – Бошаков, за ним – Рублев и Кириллов. Нечет – замыкающим. Бошаков поднимался легко, будто не вверх поднимался, а рысил по ровному месту. И бесшумно. Из-под ног же Рублева и Кириллова то и дело скатывались вниз камешки. Нечет недовольно буркнул:

– Недотепы!

Когда поднялись на хребет, Бошаков остановился, подождал молодых солдат и заговорил вполголоса:

– Ты, прежде чем наступить на камень, ногой его ощупай. Вздрогнет если, ставь ногу рядом, не тронь его. В горах…

– Тренировать их нужно, а не только объяснять, – перебил Бошакова Нечет. – Займусь я с ними. Забудут цветочки и гитару, пока не станут по горам, как теки скакать. Оно ведь так: научишься хромать, когда нога заболит.

– Не совсем так. Но дома договорим. Сейчас – вперед, – приказал Бошаков.

Спустились в такой же последовательности. Нечет и Кириллов остались в ущелье. Укрывшись в барбарисовых кустах, замерли. А Бошакову с Рублевым предстояло перевалить еще один хребет. Рублев устал. Он напрягал все силы, чтобы не отстать от ефрейтора, но это ему уже не удавалось. Бошаков остановился.

– Дай автомат.

– Нет. Я сам…

– Сам, сам! Дай сюда. Время упустим, уйдет нарушитель.

Стало немного легче, и Рублев поначалу поднимался за Бошаковым почти по пятам, но вскоре снова отстал. Путь им пересекла осыпь. Довольно широкая, метров тридцать. Бошаков остановился, решая, обходить ее или идти напрямик. Ни вправо, ни влево конца осыпи не видно, обход займет много времени. Стало быть, через осыпь. И пошел, проваливаясь в сыпучей гальке по щиколотки. Рублев – за ним. Сделал несколько шагов и упал. Поднялся было, но вновь завалился набок. Бошаков вернулся, помог подняться и приказал:

– Держись за мой ремень.

– Я сам…

– Держись!

Пересекли осыпь. Рублев отпустил ремень, но Бошаков обернулся и решительно так:

– Держись. До самой вершины!

Рублев старался поспевать за Бошаковым, но с каждым метром все крепче сжимал ремень, чувствуя, что сам, без помощи земляка не сможет сделать ни шагу. Гимнастерка облепила мокрое тело, с подбородка падали крупные капли пота, его тошнило, сквозь разноцветные круги, плавающие перед глазами, он едва различал спину Бошакова, хотя уже заметно светлело.

До вершины хребта осталось несколько метров, Бошаков скомандовал: «Ложись!» – и пополз по-пластунски между камнями. А Рублев, где упал, так и остался лежать, уткнувшись лицом в холодный гранит, как в мягкую подушку. Ефрейтор оглянулся, увидел лежащего без движения Рублева, хотел вернуться, чтобы вновь взять его на буксир, но передумал: «Пусть отлежится чуток. Один понаблюдаю».

Выполз на хребет и, укрывшись за скалой, осмотрел ущелье. Никого. Предутренняя тишина. Не шелохнутся кусты барбариса, все будто замерло, только змеится между тальником ручеек. Пенится, спешит, чтобы внизу, у подножия гор, затеряться в высокой сочной траве. А раз тихо все, можно и Рублеву время уделить. Обернулся и посмотрел на него. Тот все еще лежал не шевелясь.

«Не заснул бы? Тренировать нужно, погонять по горам», – и позвал громко:

– Давай-ка, Миша, бинокль.

Рублев и в самом деле начавший засыпать, сперва не понял просьбы, он только услышал как бы спросонья голос Бошакова и с трудом оторвал голову от гранита.

– Бинокль, говорю, давай.

Пересилив усталость, Рублев с трудом подполз к Бошакову и подал ему бинокль. Но тот велел:

– Сам наблюдай. Склоны и хребты осматривай. Нарушители не только по дну ущелий ходят.

Бинокль показался Рублеву очень даже тяжелым, но он, подчиняясь приказу старшего наряда, поднес его к глазам. И что обрадовало его, усталость постепенно отступала, с подбородка уже не капало, гимнастерка подсыхала, да и фуражка не казалась теперь тяжелой и липкой. Рублев с большей старательностью медленно переводил бинокль то на хребет, похожий на длинную пилу с острыми зубьями-скалами, то вел его по склону вниз и подолгу останавливал взгляд на барбарисовых кустах, похожих на огромных разжиревших пауков. Осмотрев дно ущелья, переводил бинокль на противоположный склон. Никого. А ему так хотелось первым увидеть нарушителя, хотелось, чтобы нарушитель пошел именно здесь, мимо них.

Вот и солнце выглянуло из-за гор, а в ущелье никто не появлялся. Пусто и тихо.

– Дай бинокль. Быстро, – услышал Рублев Бошакова. – Вон смотри, голова видна на склоне. За скалами прячется. Видишь?

– Да. Теперь вижу.

– Давай наперерез. За мной, – скомандовал Бошаков и пополз ящерицей вниз. Поспешно сунув бинокль в чехол, пополз вслед и Рублев, стараясь не отставать и не сбивать камни.