Несущественная деталь - Иэн Бэнкс

Он сидел — или парил, или бог уж его знает, как это можно назвать, — в называемом довольно претенциозно Главном Пространстве Оценки Стратегической Ситуации, окруженный другими членами Большого Военного Совета. Совет состоял преимущественно из людей, которые были его товарищами, друзьями, коллегами и уважаемыми соперниками. Число протестантов, критиканов и категорических пораженцев было сведено до минимума, но и они неплохо аргументировали свои позиции и, вероятно, вносили свой вклад в рабочий консенсус. Люди, инопланетяне, кто угодно — он к настоящему моменту знал их всех, насколько это было возможно, но при этом испытывал чувство одиночества.

Он оглядел их.

Идеальной аналогии в Реале той ситуации, в которой находились сейчас он и другие, не существовало: они словно парили вокруг какого-то скромного сферического пространства диаметром с десяток-другой метров. Снаружи поверхность сферы казалась жесткой и непрозрачной, но через нее можно было просунуть внутрь голову, если у тебя имелось соответствующее разрешение и достаточная степень военного старшинства.

Ты просовывал внутрь голову — и пожалуйста; одна бестелесная голова, просунутая в тускло освещенное пространство, где присутствовали другие бестелесные головы, и только малая их часть принадлежала хоть в какой-то мере к гуманоидным видам.

Обычно в центре этого пространства парил сферический дисплей. В настоящий момент на дисплее можно было увидеть фрагменты всеобщего космического сражения; древний объем фальш-Реала, в котором среди нескольких миллиардов астероидов, растянувшихся в кольцо вокруг солнца, носились, уничтожали и аннигилировали друг друга небольшие ракетные корабли, вооруженные ядерными снарядами, пучковыми пушками и эмиссионным оружием когерентной радиации. Он уже много раз видел такие боевые среды. Различные его версии внедряли в эти среды имитации людей или машины.

Большинство коллег, казалось, обсуждают какие-то псевдостратегические детали данной конкретной ситуации, которая давно уже перестала его интересовать. Он не вмешивался в их обсуждение, погрузившись в свои мысли и собственные видения.

«Мы проигрываем, — снова подумал он. — В небесах идет война, и мы ее проигрываем».

Война шла в небесах между Послежитиями, если уж быть точным. И камнем преткновения были Ады.

— Ватюэйль? Капитан Ватюэйль?

Это было его имя, но он не собирался им отвечать, потому что ему сказали, чтобы не отвечал. Ему было приказано не отвечать, а приказ означает, что ты должен сделать то, что тебе сказано.

— Ты меня слышишь?

Да, он слышал, но все равно молчал.

— Ватюэйль! Отвечай! Это прямой приказ!

Это вызывало у него странное чувство. Если это приказ, то он должен подчиниться. Но, с другой стороны, раньше ему было приказано не делать ничего, что будет требовать у него кто-то другой, не делать пока — до прибытия Верховного с правильными кодами. А это означало, что «приказ», только что им услышанный, вовсе и не приказ. В голове у него все смешалось.

Ему хотелось не слышать того, что они говорят. Он мог это сделать, он мог отключить связь, но он должен был слушать, чтобы знать, где они находятся. От этой путаницы ему стало нехорошо.

Он заставил вещь, в которой находился, снова проверить оружие, сосчитать снаряды, замерить состояние батареи и теперь прислушивался к ровному успокаивающему гудению энергетических ячеек и звукам проверки системы готовности. Так было лучше. После таких проверок он чувствовал себя лучше. После таких проверок он чувствовал себя хорошо.

— Он тебя не слышит. — Это уже сказал другой голос.

— Технари говорят, что, может, и слышит. Может, он и тебя слышит, так что ты смотри, что говоришь.

— Цыц! (Другой голос.)

Он не знал, что такое «цыц».

— Слушай, Ватюэйль, это майор К'найва. Ты меня знаешь. Ну, не валяй дурака, ты же меня знаешь.

Он не помнил никакого майора К'найву. Правда, он понимал, что вообще мало что помнит. Он чувствовал, что тут должно быть много чего, но этого не было. И поэтому у него возникало ощущение пустоты. Как магазин, который должен быть набит патронами, потому что развертывание только-только начиналось, а магазин в это время должен быть полон, но магазин был пуст.

— Ватюэйль, послушай меня, сынок, у тебя проблема. Твоя загрузка не завершена. Ты находишься в блоке, но не полностью. Ты меня понимаешь? Ну, давай, сынок, отзовись.

Часть его хотела ответить на голос майора К'найвы, но он был полон решимости молчать. Майор К'найва не мог быть Верховным, так как его сигнал поступал без кодов, которые сказали бы ему, что он говорит с Верховным.

— Подай какой-нибудь знак, сынок. Ну. Что угодно.

Он не знал, по каким кодам должен он определить, что говорит с Верховным, и это представлялось ему странноватым, но он предполагал, что, услышав, поймет.

— Ватюэйль, мы знаем, что ты загружен, но нам не известно, насколько правильно прошла операция. Вот почему ты стреляешь в своих — в нас. Ты должен перестать это делать. Ты меня понимаешь?

Ничего он толком не понимал. Нет, он понимал смысл сказанного, потому что знал каждое слово и как они соединяются между собой, но смысла в этом никакого не было. И в любом случае он должен был не замечать их, потому что люди, произносившие эти слова, не имели правильного кода, а потому не могли быть Верховными.

Он снова проверил оружие.

Он снова сидел/парил, сохраняя материальную форму настолько, чтобы не потерять рассудка в долгосрочном плане, не обращая внимания на общий дисплей, наблюдал, как расцветает вся война, расширяется и развивается в его мозгу, он видел, как это происходит в быстрой прокрутке, раз за разом, его внимание с каждым повтором сосредоточивалось на разных аспектах ее хода. Конечно, это выглядело, как обычная имитация. Вот только в каждый данный момент, когда события шли не тем путем, имитации неизменно развивались иначе, лучше, оптимистичнее.

С войнами, имитировавшимися в Реале, естественно, происходило то же самое, но в конечном счете они проигрывались в Реале, в суматошной физической реальности, а потому, казалось, не несли в себе ту иронию, которая была свойственна этой войне, потому что она — настоящая война, конфликт, который имел здесь важное значение, война, которая будет иметь длительные и в некотором смысле никогда не кончающиеся последствия, — сама по себе была имитацией, но имитацией, которая и сама по себе легко становилась такой же сложной и суматошной, как и все остальное в Реале. Но при этом оставалась имитацией, как и те, что они использовали в прошлом и продолжали использовать сейчас, чтобы планировать войну.

Только более масштабной. Масштабнее, чем та, которая должна была поставить точку в этой распре, как договорились об этом все заинтересованные стороны. А потому настолько реальной, насколько это вообще возможно.

Эту войну они проигрывали, а это означало, что если их намерения были серьезны, — а они от своих намерений пока не отказывались, — то им необходимо было придумать какой-нибудь хитрый трюк. А если трюк не сработает, тогда — невзирая на все договоренности, законы, традиции и установления, невзирая на все соглашения и торжественные клятвы, — тогда оставалась последняя возможность: Реал.