Роза и Крест - Элеонора Пахомова

Она не знала другой любви — только он, как гармоничное, цельное продолжение ее самой. Любовь Фриды заключалась в необходимости слиться с ним воедино. Слиться не физически, хотя в этом она тоже испытывала весьма определенную потребность, но на всех уровнях, во всех смыслах. Фрида не чувствовала себя самодостаточной. Ей казалось, что она лишь половина чего-то целого. Она нуждалась в объединении с недостающей частью себя, благодаря которому глубокие темные трещины у нее внутри заполнятся, неровности и шероховатости сгладятся, и тогда изломанная поверхность обретет совершенную структуру, засияет, как зеркальная гладь. Фрида думала, что только после этого она сможет повернуться к миру лицом.

Пока же большой мир жил и дышал отдельно от нее вместе с населяющими его людьми, логикой и законами. Она никак не могла сродниться с ним, чувствуя себя другой. Ей казалось, что, лишенная целостности, она не вписывается в стройную мозаику мироустройства, выделяется в этом рисунке бракованной деталью и всем вокруг виден ее изъян.

Максим был для нее той самой, недостающей частью ее самой. Он был нужен ей — уверенный в себе, легкий, неотразимый, прекрасный. Она любила его, как могла, и хотела быть любима им, думая, что любовь — это моментальный клей, навечно прилаживающий одну половинку к другой.

«Мы всегда будем вместе, правда?» — шептала она, склоняясь над его лицом, когда, изнеможенные, они лежали в постели. Макс смеялся и говорил: «Конечно, будем». Проводил рукой по ее обнаженной спине от поясницы к шее, прижимал к себе так, что переносица Фриды аккуратно укладывалась в ложбинку под челюстью на его шее. Тогда на нее нисходили покой и мир. Но уже через несколько секунд из глубин ее сознания тонкими струйками фиолетового пара поднималась тревога, словно диковинная орхидея распускала лепестки. «А что, если не всегда? Что будет, если он уйдет?» — щекотало ее смутное беспокойство. «Нет, такого не случится. Этого не может быть! Не может быть никогда!» — твердо отвечала она сама себе, рассеивая внутренний туман, и крепче прижималась к мужу.

«Давай дадим клятву», — однажды сказала она ему. Это случилось под конец их медового месяца, когда на туалетный столик уже были выложены обратные билеты и паспорта. В тот день они как обычно проснулись, не думая о времени, любили друг друга в томной чувственной полусонной неге, потом спустились по узкой лестнице на улицу, попили кофе в уютном кафе у дома, похрустели багетами. Они бродили по улочкам Парижа, Макс держал ее за руку, и в молчании рождалась гармония.

«Растворяй и сгущай» — «Solve et coagula».

«Влюбленные…

Эта карта и ее близнец под номером XIV, «Искусство», — самые сложные и туманные из всех Ату [Арканов, ред.] … на карте изображена Арка из Мечей, под которой происходит Королевская Свадьба… Царственные персоны, изображенные на карте, — это Черный Король, или Король-Мавр, в золотой короне и Белая Королева в короне из серебра. Его сопровождает Красный Лев, ее — Белый Орел. Это символы мужского и женского принципов Природы… — написал о «Влюбленных» Кроули в «Книге Тота». — Эта карта вместе с Ату XIV составляет исчерпывающую алхимическую максиму: solve et coagula…».

Растворяй и сгущай. Фрида не знала, действует ли она согласно алхимической максиме или как-то еще, но она растворялась в Максе, а может, пыталась растворить его в себе, жадно вбирая его всем своим существом.

«Процесс solve представлен в Таро картой Влюбленных, процесс coagula — картой Искусства», — написал Дюкетт.

Вечерами она садилась за мольберт. Это был обязательный ритуал. Макс любил смотреть, как она рисует: Фрида творила вдохновенно, чувствуя спиной его взгляд. Этот процесс завораживал его, потом он любил ее неистовее и жарче.

«Давай дадим клятву», — сказала она вечером накануне возвращения в Москву. Они сидели на балконе, глядя на ночные огни, и смаковали вино. «Какую клятву?» — усмехнулся Макс, положив руку на ее обнаженную шею и спину. «Давай дадим клятву, что мы всегда будем принадлежать друг другу. Что мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас. И после смерти мы тоже будем вместе, я так хочу. Давай поклянемся друг другу в этом осознанно. Пусть эта клятва будет нерушима», — сказала она серьезно, глядя ему прямо в глаза своими блестящими агатами. Макс снова усмехнулся тому, как значительно она произнесла эту речь, разглядывая ее сосредоточенное лицо. «Ну, если для тебя это так важно, то давай», — ответил он и притянул ее к себе для поцелуя. И они поклялись. Поклялись в тот вечер быть вместе навсегда.

Сегодня за окном шумел не Париж — Москва, а Макса не было рядом, но ведь он вернется. Вернется совсем скоро, и больше никакая сила не отнимет его у нее. Фриде вдруг стало неловко от мысли, что, стоило Максу уехать, как в ее грезы так беспардонно вторгся другой, бесстыдно улегся на ее колени, ел с ее руки и смотрел. Смотрел так, что на время Фрида забыла обо всем на свете, полностью поддавшись внутреннему бессознательному зову.

Когда она увидела его там, в полутемном ангаре, на мгновенье ей показалось, что перед ней Макс. От неожиданности она содрогнулась, сердце замерло, а потом ускорило ритм, нутро будто бы лизнуло пламя. Вот уж кого она меньше всего ожидала увидеть среди членов тайного общества, так это своего мужа. К тому же его там быть просто не могло. Секунды хватило, чтобы удостовериться — это не Макс. И волнение отступило. Но как похож! Тот же подбородок, линия бровей, безупречный профиль. Даже рост и походка. Только глаза другие, но красивые — насыщено-синие, как вечереющее небо с еле различимой рябью белесых облаков. А самое главное — в нем чувствовалась та же совершенная природа, что и в Максе. Будто этот молодой красавец, нареченный при ней божественным именем Осирис, и ее муж вышли из-под руки одного гениального творца, непревзойденного скульптора. Поневоле Фрида залюбовалась им и опомнилась лишь тогда, когда поняла, что он тоже смотрит на нее. Сидя за столом напротив, слегка склонив голову вперед, он смотрел на Фриду своими синими глазами из-под темных бровей, и в этом взгляде читались сила и вожделение. А теперь еще этот сон.

Она подошла к окну, раздвинула шторы и посмотрела на город, который нежился под пока еще теплым осенним солнцем. «Нужно проветриться, — решила она. — Прогуляться по центру, попить кофе в Камергерском, заглянуть в книжный, пройтись до галереи. Не Париж, конечно, но и в Москве есть свой шарм, если она раскована теплом».

С этой мыслью она отправилась в душ, а когда вернулась в комнату, увидела на дисплее мобильного пропущенный вызов. Звонил он, Осирис. Можно подумать, что этой ночью им приснился один и тот же сон. Фрида была в растерянности: перезванивать или нет? Но определиться на этот счет она так и не успела, мобильный зазвонил снова, прямо в ее руке — и она ответила.

— Доброе утро, Иштар! Я подумал, не обсудить ли нам за завтраком некоторые тезисы Кроули? — услышала она в трубке ровный низкий голос. — Если помните, великий Саладин завещал нам искать истину в дебатах, — добавил Осирис с едва угадываемой усмешкой.

— Доброе утро, — Фрида покусывала губу и медлила. — Я подумаю над вашим предложением на будущее, но сегодня, боюсь, я занята, — наконец, сказала она.