Имаго - Юрий Никитин

– Ну-ну, – сказала она весело.

– Но я люблю тебя.

Она некоторое время ждала продолжения, я смотрел серьезно,молчал. Она сказала легко, щебечущим голосом:

– Я тоже.

Я заставил себя улыбнуться.

– Вот видишь, мы с тобой солидарны! Оба любим тебя.

Она поняла, засмеялась.

– Это хорошо! Я себя в самом деле люблю. А как иначе? Этоважно для цвета лица. Но почему-то я и к тебе, Бравлин, очень даже неравнодушна.

Я вспомнил, как приходил изо дня в день в то кафе, и как,оказывается, она тоже садилась на мое место. Сердечная мышца сжалась, ячувствовал, как кровь отхлынула от головы и пошла горячим водопадом вниз.

– Я тебя очень люблю, Таня, – шепнул в розовоеухо. – Я так тебя люблю… что во мне все трещит и рвется… в поисках особыхслов!.. но их нет, а теми, что есть, не выразить и сотой доли того, что во мне,как толстый сом, барахтается в тине сердца… Да что там сотой доли – ничего невыразить!

Она засмеялась немножко громче и резче, чем в прошлый раз:

– Щас все выразишь!.. Вон ты уже снова готов,молодец!..

– Ох, Таня…

– Залезай, – скомандовала она. – Только плечисильно не мни, у меня открытое платье.

Она лежала на спине, раскинув руки и раздвинув ноги. Лицобледное, черты заострились, словно исхудала за это время, глаза смотрели впотолок. Я навис над нею, тонкие руки обхватили меня с такой силой, что яохнул. Ее ноги сомкнулись на моей пояснице, мы сплелись в одно существо, я снялпуты со зверя в себе, выпустил на волю скота, и мощное наслаждение тугимиволнами пошло в мое разгоряченное тело.

Потом мы лежали бок о бок, дышали тяжело, молчали. Странныйоргазм, раньше они все в одном диапазоне – плюс-минус одна килотонна, но этотусилен совсем из другой области: я не трахал очередную самку, а пытался слитьсяс нею в одно существо, впитать ее в себя, а самому до неистовства жаждалосьпроникнуть во все ее клетки, нейроны, в ДНК, быть везде, где она, чтобыоберегать, спасать, любить, лелеять, чесать ей спинку, ковыряться в ушах,задействовать эрогенные зоны, охранять от обид и падающих зданий, летящих ракети неустроенности мира, делать для нее все-все, чтобы всегда была счастлива…

– Оставайся, – сказал я.

Она лежала неподвижно.

– Ты о чем? – поинтересовалась медленно.

Сердце мое сжалось в ожидании беды.

– Таня, я люблю тебя.

– Я тоже… ха-ха, и себя тоже.

– Таня, я серьезно. Я с ужасом думаю, что вот тывстанешь и уйдешь… в то место, которое называешь домом.

Она сказала тихо:

– Но ведь там в самом деле мой дом.

– Таня, а где мой?

Она не поняла или сделала вид, что не поняла, сказала судивлением:

– Разве не здесь прописан?.. Или ты утерял паспорт?

– Отныне мой дом там, где ты, – сказал ясерьезно. – Таня, я хочу, чтобы мы жили вместе. Может быть, тебе большеникуда не ходить?

Она приподнялась на локте. Маленькие груди чуть сдвинулисьвниз. Большие карие глаза смотрели с участием и глубокой симпатией.

– Бравлин… ты даже не поинтересовался, как я живу!

– Как ты живешь, Таня? – спросил япослушно. – Как ты живешь, без меня?

Она огрызнулась:

– Ты еще спроси, почему я жива без тебя!.. Без тебя яеще не жила, не знаю. А вообще-то живу… как все живут. Хорошо, можно сказать! Уменя хороший любящий муж, у меня хорошая умненькая дочь. Ей пять лет, но ужеможно отдавать в первый класс… Да, вот такая умненькая! В маму. У меня хорошиедрузья. Тоже умные, без материальных или жилищных проблем. Разные хобби, отдыхна зарубежных курортах… Если тебе это интересно, то работа у меня тоже простосупер!

– Да, – согласился я, – то, что возникломежду нами… большая помеха. Обоим! Но это возникло. И потерять такое сокровище…нет, я ни за что. Я лучше все остальное потеряю.

– А я нет, – отрезала она. – Я не хочу терятьни того, ни другого! Почему обязательно терять? Человек должен все времяприобретать, обогащаться!

– И быть всесторонне развитым, – сказал ягорько. – Увы, у меня так не получится. Я уже потерял покой и сон, какговорится. И душевное равновесие. Зато обрел такое, что все перевесило…

– Я тоже обрела, – ответила она. Поспешнодобавила: – Кое-что, кое-что, так что не задавайся. Еще не разобралась!..

Я полежал молча, из меня вырвалось горько:

– Как часто слышу «…мне надо разобраться…»! Как будто вэтом надо разбираться… Как будто в этом можно разобраться. Это надо приниматькак высший дар, что выпадает очень немногим из живущих.

– Чей дар?

– Да мне по фигу, чей. Дар богов или одного Бога,природы, Провидения, генетического пика. Мне отвалилось такое редчайшее…особенно по нынешним временам, счастье, что у меня просто руки трясутся отжадности! Дурак буду, если не ухвачусь…

Даже если пальцы сгорят, подумал вдруг, буду держаться.Такое счастье выпадает в самом деле все реже. Мир стремительно меняется. Внебытие вообще уходит огромный пласт мировой литературы, где в основе любовь.Вон Бабурину, а он типичен, уже непонятны терзания Ромео и Джульетты, Тристанаи Изольды, Тахира и Зухры, Безухова и Наташи, Тарзана и Джейн, Маяковского иБрик, тех двух комсомольцев…

– А это кто такие? – услышал я голос рядом.

Таня приподнялась на локте и с любопытством смотрела мне влицо.

– Я что, – пробормотал я, – говорил вслух?

– Шептал, – ответила она язвительно, – да такнежно…

– В первые годы Советской власти, – объясниля, – блистали двое комсомольских деятелей, он и она. Он заболел и умер, аона, не в силах перенести утрату, застрелилась у его мертвого тела. И хотясамоубийство по этике комсомольцев – акт трусости, но за их общим гробом шливсе комсомольцы столицы. Сотни девушек рыдали, а парни не могли сдержать скупыеи горючие… да.

В старину дикие предки, лихо закинув каменные топоры наплечи, провожали своих подруг к родным пещерам. Я усадил Таню на сиденьесправа, не удержался и поцеловал, словно мы в романтической мелодраме. Кто-тоиз прохожих на той стороне отпустил грязную шуточку, напоминая, что мы в реале,к тому же – в России.

По обе стороны медленно поплыли дома. Я вырулил на трассу,машин в этот час немного, не приходится долго уступать дорогу, но все равнопоехал неспешно, растягивая последние полчаса. На двух перекрестках насостанавливали патрули, за гаишниками маячат быстро ставшие привычными фигуры вкамуфляжных костюмах, проверили документы. На третьем вообще подвергли обыску,я открывал багажник, один из патрульных долго водил под днищем длинным сачком сметаллической сеткой.