Мольба о милосердии - Барбара Картленд

Она все еще дрожала и не могла отдышаться, но, прислушиваясь к быстрым шагам графа у себя за спиной, почувствовала наконец уверенность: он воспринял ее сообщение всерьез и сделает все, чтобы спасти себя и всех, кому угрожает опасность в связи с этой историей.

Вот он закрыл дверь платяного шкафа и промолвил:

— Теперь я пойду ловить этого человека, а вы должны остаться здесь до моего возвращения.

Мариста не стала спорить.

Она только подошла к нему и прошептала:

— Будьте осторожны! Будьте очень.., очень осторожны! У него острый стилет, и если он опередит вас, вы.., погибнете!

— Я понимаю, — кивнул граф, — я буду осторожен.

Маристе показалось, что он улыбнулся.

— Предоставьте все мне. Просто делайте, как я сказал, и не бойтесь. Но молитесь за меня, я знаю, вы будете это делать.

— Конечно, буду, — ответила Мариста, — и.., да хранит вас Бог.

Она не была уверена, что он слышал ее.

Прежде чем она закончила фразу, дверь тихо закрылась за ним, и Мариста осталась одна.

Она напрягла слух, но вскоре поняла, что все равно ничего не услышит.

Эта часть замка была построена довольно основательно — стены здесь были толщиной в четыре фута.

Кроме того, она не сомневалась, что мягкие ковры, виденные ею на приеме, заглушат все звуки.

Она подошла к окну, хотя знала, что, из хозяйской спальни все равно не видно башню.

Зато отсюда открывался великолепный вид на сады, парк и часть побережья с меловыми скалами.

Впрочем, сейчас трудно было что-либо разглядеть, так как лунный свет бил в глаза.

Тогда она вернулась к кровати и присела.

Здесь все было ей так близко и знакомо, что молитвы, которые она шептала, были обращены не к Богу, а к отцу и матери, чье незримое присутствие она почти физически ощущала.

Мариста рассказывала им о том, что не давало ей покоя все эти дни: о поведении Летти, о противозаконном занятии Энтони, о страхе перед нищетой в будущем.

Потом спохватилась, что должна думать не о себе, а о графе, и стала возносить молитву, чтобы мистер Толмарш не ранил его.

Невозможно было помыслить, что этот негодяй посмеет лишить жизни такого замечательного человека, как граф Стэнбрук.

Он всегда был удачлив и непобедим, и она молилась, чтобы везение не изменило ему и на этот раз.

Ей показалось, будто прошла вечность, прежде чем открылась дверь.

Мариста, не прекращая молиться, повернула голову и в лунном свете увидела графа.

Он вошел с видом триумфатора, и она сразу поняла, что все хорошо.

Девушка вскочила ему навстречу.

— Этот человек не потревожит вас больше, — сказал он спокойно.

Мариста ахнула, а граф подошел к ней близко-близко, посмотрел на ее волосы, ниспадающие на плечи, на глаза, почти черные и огромные в лунном свете.

— Он мертв, — зачем-то сообщил граф, словно она и так этого не поняла.

— Вы.., убили.., его? — Ее голос дрожал, но сердце ликовало.

— Я убил его, — подтвердил Стэнбрук, — и сбросил со скалы в море. Течение унесет труп, и никому не придет в голову, связать его с замком, со мной или с вами, Мариста.

У нее вырвался вздох облегчения.

— Кто еще знает, что этот человек был в Англии? — спросил граф.

Понимая, что должна сказать правду, Мариста ответила:

— Только… Энтони и Ханна… Летти не было дома весь день.

— Что ж, это упрощает дело. Вы никому ничего не говорите, а утром я приеду к вам, и мы побеседуем.

На большее Мариста не смела надеяться.

Она глядела на него, и руки ее были прижаты к груди, словно она все еще молилась.

Граф посмотрел на нее с высоты своего роста и, немного подумав, произнес:

— Как я понимаю, вы пришли сюда потайным ходом и, очевидно, должны вернуться тем же путем. Не угодно ли, чтобы я вас проводил?

— Нет-нет… Не нужно.

— Тогда идите домой и постарайтесь забыть о случившемся. И спасибо, Мариста, за то, что спасли мне жизнь.

С этими словами он обнял ее и нежно привлек к себе.

Так же нежно, как будто целовал ребенка, граф коснулся губами ее губ.

Первое мгновение Мариста была в растерянности, не понимая, что произошло.

Потом все ее тело затрепетал?, но это было совсем иное ощущение, нежели дрожь, порожденная страхом.

Сильные объятия графа и прикосновение его губ вызвали в ней доселе незнакомое чувство, но в нем соединились лунный свет, замок, аромат цветов и все, что она любила.

Мариста была всецело охвачена этим новым чувством.

В нем было столько волшебства, таинства и совершенства, что она не сомневалась: это не может быть явью, это ей только грезится.

Она испытала наслаждение, экстаз, в существование которого не верила, но все же просила Бога в молитвах ниспослать ей его, и теперь она сама стала божеством.

Прежде чем она успела осознать, что случилось, граф отпустил ее.

— Идите домой, Мариста, — произнес он странным голосом. — Вам ничто не грозит. Сегодня ночью вам уже не нужно бояться.

Девушка едва могла двигаться.

Граф вывел ее в коридор и закрыл за ней дверь.

Мариста на мгновение остановилась, обессиленная чудесным переживанием.

Потом медленно, словно во сне, пошла вниз по лестницам, потом — по сырым коридорам, и в этот раз лучики лунного света, пробивающиеся из-под свода, казались ей не светлячками, а фонариками в руках херувимов и ангелов.

Только оказавшись в беседке, вдохнув аромат жимолости и ощутив на лице прикосновение листьев, Мариста поняла, что это не сон и что она возвращается из замка в Довкот-Хаус.

В лунном свете ей чудились объятия графа, и в эту минуту Мариста поняла — к ней пришла любовь.

Он заполнил собою весь мир, небо и море, и она знала: ее сердце отныне и навеки принадлежит графу Стэнбруку.

Мариста проснулась с ощущением непомерного счастья.

Она пришла к себе на рассвете.

После того как граф поцеловал ее, казалось, будто она попала в сказку.

Засыпая, она вспоминала о нем, и во сне он был с нею, и она чувствовала его объятия, его губы на своих губах.

Какое-то время она лежала на кровати, предаваясь мечтам, а потом медленно, словно прилив, надвигающийся на берег, вернулась из своей сказочной страны в действительность.