Проселочные дороги - Иоанна Хмелевская

Огорчённый отец робко оправдывался:

— Тебе же надо питаться рыбой, ты же на диете, вот я и хотел…

— …вот ты и наловил рыбки! Нет, конечно, теперь едем в Чешин и все! Тереса наверняка там!

— А если поверила в Щецин и двинулась туда? — возразила Люцина.

— Так едем в Щецин!

Тут уже подключилась я:

— Как ты себе воображаешь искать её в Щецине? Сядем на центральной площади и станем ждать, авось пройдёт? Или на железнодорожном вокзале? Или в морском порту? Как найдёшь человека в большом городе? Да нет, Тереса не такая дура, в Щецин она не отправилась.

— А может, все-таки немного дура? — поддразнивала по своему обыкновению Люцина.

Из того, что мы узнали здесь, стало совершенно ясно: Тереса так же отчаянно искала нас, как и мы её. И вот опять скрылась, а что самое неприятное — совершенно неизвестно, в каком направлении. Мало того, её разыскивают какие-то два хмыря — один старый, другой молодой. Домработницы не было дома, стало быть, невозможно выяснить, был ли старый тем подозрительным типом, которого она тогда так неосмотрительно пустила в дом. Расспрашивали мы девицу о машинах, да толку чуть. Она только и могла сказать — «много их тут тарахтело».

Подумав, мы решили — логичнее всего искать Тересу в Чешине. Наверняка она поняла, что Щецин всплыл по ошибке, и догадается отправиться за нами в Чешин. Вернее — перед нами. Короче, нам следует ехать вслед за ней в Чешин.

Поэтому на следующий день утром мы отправились по знакомой дороге в Чешин. По пути я решила заглянуть в комендатуру милиции в Клодско, узнать, нет ли каких новостей. Обе сестры выступили против дружным фронтом: теперь нет смысла, мы и так, дескать, все знаем. Я их не слушала, остановила машину перед зданием комендатуры милиции и разыскала знакомого заместителя коменданта. Тот как-то странно посмотрел на меня и поторопился заявить, что у него нет ни минуты свободного времени, а посему сплавил меня капралу, которому поручено наше дело. Капрал, наоборот, вовсе не глядел на меня, старательно избегая встретиться взглядом, но зато сообщил конкретную информацию.

— Разыскиваемая гражданка жива и здорова, — сухо сообщил он. — Занимается туризмом, и нет никакой необходимости её разыскивать. Она совершеннолетняя, правонарушений не допускала, нет оснований для её задержания. Нарушений умственной деятельности не замечено, с памятью все в порядке. Придёт время — вернётся сама, если захочет, а не захочет — не вернётся.

Немного непонятной показалась мне эта информация, хотя и была изложена чётко и содержала самые что ни на есть конкретные данные. С милицией я всегда была в самых хороших отношениях, всегда находила понимание и помощь, но в данном случае от меня явно хотели отделаться. Мне не сообщили местопребывания Тересы, капрал в ответ на мои настойчивые расспросы повторял одно и то же, а выражение его лица из каменного понемногу становилось раздражённым и сердитым. Мне бы в жизни не понять, что за всем этим кроется, что такое отмочила Тереса, если бы не случай, который часто приходит на помощь таким, как я, недотёпам.

Перед тем как покинуть здание комендатуры, я решила воспользоваться наверняка имеющимися здесь удобствами. Здание капитальное, удобства должны быть приличные. Поэтому, расставшись с суровым капралом, я не сразу пошла вон, а попыталась, по возможности без расспросов, отыскать дамский туалет. Покидая его, я приоткрыла было дверь, но вдруг услышала разговор двух мужских голосов у самой двери и не стала выходить в коридор. Разговаривал мой капрал с кем-то из коллег.

— Ну и люди у нас! — в раздражении говорил капрал. — Если уж у кого заведётся родственник в Америке — на клочки готовы его разорвать! Бедная женщина с трудом убежала от них, не выдержала.

Так сразу шум на все воеводство — розыск! Наверняка хочет спокойно поездить по стране, посмотреть, что ей нравится, пожить, как ей хочется. А эти… На цепь готовы посадить и держать при себе, пока не оберут до нитки!

Коллега всецело разделял его возмущение и прибавил свои соображения:

— А может, они её у других родичей отобрали и теперь стерегут, чтобы тем ничего не обломилось. Бывает — чуть не подерутся между собой из-за валютного родственника.

— И не говори, жадность такая, сами себя не помнят! Пусть поищут, поездят, ни за что не скажу им, где она.

— А ты знаешь?

— Знаю, ездит себе, раз туда, раз сюда. Нервничает женщина, её можно понять. А в остальном с ней все в порядке, пусть отдохнёт от этих пиявок, я им не помощник.

Понятно, я подождала, пока они не уйдут, потом покинула помещение. Пришлось немного задержаться, теперь жаловался коллега капрала. У него были свои проблемы: сбежал единственный трезвый свидетель автопроисшествия, а без него обстоятельств дела не прояснить. Капрал высказал своё мнение о таких свидетелях, а кстати и вообще обо всех свидетелях как таковых. Мнение было отрицательное.

— Пиявицы алчные, — сказала я, садясь в машину. — Кровопийцы!

— Что ты говоришь! — удивилась мамуля. — Так они тебя там приняли, в этой твоей хвалёной милиции?

— Нет, не они кровопийцы, а мы. Может, оставим наконец в покое несчастную женщину, которая не могла больше вынести нашего преследования и сбежала куда глаза глядят?

— Тебе плохо? — встревожилась Люцина. — Может, жар?

— Милиция убеждена — мы вцепились в валютную родственницу и разыскиваем лишь для того, чтобы продолжать доить несчастную. Они прекрасно знают, где она и что делает, но нам не скажут. Тереса совершеннолетняя и в здравом уме. С ней все в порядке, она жива и здорова и имеет полное право делать все, что ей заблагорассудится. И нечего держать её на цепи!

Нелегко было пережить столь неожиданный оборот дела, но Люцина так просто не сдавалась.

— Неужели там не было никого, с кем ты могла бы нормально поговорить? — допытывалась она.

— Не было. Коменданта вообще нет, его заместитель при виде меня сразу же скрылся, а капрал получил чёткие инструкции — изо всех сил ограждать несчастных от ненасытной алчности их польских родичей. Вот если бы я могла в подробностях рассказать им все, описать все подозрительные события… Но сама понимаю — это невозможно, ведь мы и сами не знаем, в чем дело, и, действительно, подключать сейчас компетентные органы было бы опрометчиво. Тут требуется согласие Тересы. В Варшаве я бы нашла среди компетентных таких знакомых, которым можно все рассказать, а тут нет, тут знакомых не имеется.

До глубины души возмущённая необоснованными подозрениями в жадности, Люцина принялась интенсивно размышлять, и мы ещё не доехали до Пончкова, а у неё уже появилась идея. Подключить к делу одного человека. Люцина не очень близко была с ним знакома, но знала, что работает он то ли в МВД, то ли в контрразведке, то ли ещё в чем-то в этом роде, занимает большую должность и располагает неограниченными возможностями. Его должен хорошо знать Збышек, Лилькин муж. В своё время этот, на должности, то ли играл в волейбол, то ли был судьёй в волейбольных соревнованиях, в которых Збышек тоже участвовал. А может, оба играют и до сих пор, но Збышек хоть и хорошо знаком с этим человеком, может и не знать, кем он является. А она, Люцина, знает, потому что пятнадцать лет назад тот, можно сказать, на её глазах начинал свою головокружительную карьеру. Короче, надо с ним связаться и попросить помочь. Раз я говорю, что дело можно иметь только со знакомыми…